— Иди сюда, — позвал я.
Боря забрался ко мне на койку, я обнял его и взъерошил волосы.
— Извини. Наверное, я немного злюсь, что мой альтер теперь сам по себе. Другие альтеры тоже об этом мечтают?
— Конечно, — вздохнул Боря. — Все мечтают. Все знали, что такое невозможно. И вдруг у меня получилось!
— Я рад. Честно.
Мы помолчали, прижимаясь друг к другу.
— Так вот, Эрих ошибается, — произнёс Боря почти прежним, поучительным, альтеровским тоном. — Я размышлял на эту тему. Ангелы знают почти всё, но не всё, ибо всеведением, в рамках богословия, обладает лишь Господь Бог. Известные нам ограничения ангельского знания связаны с поведением демонов, людей и других ангелов.
— То есть разумных существ, — сказал я осторожно.
— Ага. То есть существ, у которых есть свобода воли.
— А есть ли она у ангелов…
— Если часть ангелов взбунтовалась против Бога, то они обладали свободой воли, — наставительно произнёс Боря. — И то, что творится вокруг Эли, показывает, что и ангелы свободы воли не лишились.
Я кивнул.
— Хорошо. Но Эля умирает, ангел так сказал.
— И это Кассиэль знал заранее. Она в коме, какая тут свобода воли. Но Кассиэль пришёл и с нами поговорил, — Боря покосился на меня, поправился. — С тобой поговорил! Зачем? Если ждёт, пока Эля умрёт, то просто подождал бы.
— Ясно, — сказал я. — А всё-таки ты прежний рассудительный альтер, а не только противный ребёнок!
Боря засмеялся и прямо с моей кровати прыгнул на свою кушетку. Схватил планшет и вновь в него уткнулся, но я не стал возмущаться.
Итак, Кассиэль пришёл, чтобы мне что-то сказать?
Но не прямо.
Потому что есть свобода воли, а есть правила. А ещё чины, субординация, интриги и подковерная возня. У ангелов тоже всё как у людей.
— Ты не знаешь, как сражаться с бронированными огнедышащими медведями? — спросил Боря.
— Я не играл в эту игру. Спал бы ты лучше.
— Днём посплю, маленьким можно, — Боря хихикнул. — Кстати, Эрих ошибается. Или только половинку понял.
— Ты о чём?
— Пята. Это круто, конечно, что он такие термины знает, я вот не знал. Я про другое подумал, про ахиллесову пяту.
— Уязвимое место? — уточнил я.
— Ну да. Кстати, очень по-ангельски, сказать то, что имеет два значения, но передаётся одним словом… О, понял! Медведей надо бить в открытый рот!
Я взял со стула форму, надел штаны и грузилово, потом натянул футболку.
— Три часа ночи, — задумчиво сказал Боря.
Я пошёл к двери.
— Так любишь? — воскликнул Боря азартно, хоть и продолжал пялиться в планшет.
— Вы, блин, сговорились? — воскликнул я. И осёкся. Врать альтеру — это как врать самому себе. — Не знаю. У меня такого не было. Не с чем сравнивать.
— Вообще-то я говорил с бронированным медведем, которому вогнал меч в глотку, — сказал Боря и снова покачал пальцем зуб. — А насчёт Эли всем понятно, кроме тебя. Только учти, ей миллиарды лет, а тебе двадцать.
Он осмотрел обслюнявленный палец и вытер его о трусы.
— Ну или ей шестнадцать, а тебе двадцать и двенадцать одновременно. Все варианты очень корявые, нескладные.
— Сам ты корявый, — сказал я и вышел из комнаты.
Дверь закрылась. Я отошёл на пару шагов и встал между своей комнатой и той, в котором лежала в странной ангельской коме Эля: осколок серафима Иоэля, краеугольный камень и ахиллесова пята одновременно.
Да, всё коряво.
Ну почему я должен разгадывать ангельские загадки? Я пилот. Я умею летать и сражаться, а не разгадывать загадки. Вот, даже Борину игру слов не просёк, а ведь он специально так сказал, мелкий провокатор.
Коридор был пуст и тих, как и положено на минус шестом уровне глубокой ночью. Где-то неслись в пространстве «стрекозы» и «оводы», сидели в штабе дежурные офицеры. Морпехи, доктора и умники большей частью спали. Дежурные клонари дремали за столами в окружении зреющих тушек. Кто-то, наверное, бухал или занимался иными взрослыми делами. Заканчивал торможение приближающийся к Титану корабль, на котором наконец-то прибудут наши запасные тела… тем, у кого они есть, конечно.
А я стоял и грыз ноготь, пытаясь понять, что же мне делать.
Так ничего и не решив, подошёл к двери в комнату Эли и открыл её.
Полоска ночника над кроватью Эли тускло светилась оранжевым. А я сидел рядом на стуле, смотрел на лицо ангела и думал.
Сейчас мне надо было выгнать из головы всё дитячество, и даже себя двадцатилетнего, пилота «пчелы» Святослава Морозова, выкинуть нафиг. Сейчас мне надо было думать и вести себя как моя основа, тот самый «Свят», в сознании которого я несколько раз побывал. Серьёзно, по-взрослому.