— Тоже своего рода дитячество? — вздохнула Маша.
— Ага…
Из-за стены доносилась музыка. Народ веселился вовсю и вроде как моё бегство прошло незамеченным.
— Как тебе Титан? — спросила она.
— Служба как служба. Разницы особой нет. По ребятам скучаю, но теперь Джей прилетел… Привыкну. Своя специфика с работой у Кольца, конечно… — я увлекся, но вдруг понял, что Маша смотрит на меня с улыбкой. — Извини. Нормально Титан.
— Устроились хорошо?
— Да. Поселили внизу, но какая разница.
— Нас тоже внизу, — обрадовалась Маша. Посмотрела на меня задумчиво. — Ты решил убежать с чествования?
— Угу.
— Понимаю. И поддерживаю. Слушай, если возвращаться не намерен…
Я замотал головой.
— Поможешь разобраться? У меня душевая в комнате устроена не так, как на Каллисто, я утром не нашла, как напор регулировать.
— Да, тут чуть другая система, — согласился я, мысленно удивившись, что Маша не справилась. — Но ничего сложного, я покажу.
— Тогда пошли? — она легко встала.
Я тоже поднялся. И вдруг почувствовал, как забухало сердце.
Порой я торможу, но не совсем же дурак!
Или придумываю себе то, чего нет?
— Если не хочешь, то как-нибудь справлюсь сама, — медленно сказала Маша.
— Пойдём, — сказал я.
Мы пошли рядом, как-то совершенно естественно, и когда спустились на нижний жилой уровень, я взял Машу за плечи и поцеловал. По-настоящему, в губы. Мы несколько мгновений так стояли, а потом она потащила меня за собой, не переставая целоваться, открыла дверь в комнату, мы вошли и некоторое время так и стояли, прежде чем закрыть дверь. Потом я чуть отстранился и спросил:
— Скажи честно, зачем?
Я думал, что она скажет: «в благодарность за спасение». Или «хочу быть твоей первой женщиной». Или «раз уж ты стал взрослым, то должен научиться взрослой жизни». Ну, что-нибудь такое, про меня.
Но Маша сказала совсем другое.
— Мне очень холодно и страшно. Я одна не смогу уснуть. Если ты уйдёшь, то позову кого-нибудь другого.
Я её понимал. И это было сказано по-настоящему честно.
Я посмотрел на экран — камера была заклеена кусочком скотча, на зеркало наброшена блузка, и ещё две камеры, про которые я знал, были так или иначе закрыты.
— Не уйду, — пообещал я.
Под утро я вернулся к себе в комнату. Боря проснулся и молча следил за мной, потом не выдержал и спросил:
— Ну?
— Баранки гну, — сказал я, раздеваясь. — Как согну, дам одну.
— И бублики ломаешь?
— Отход ко сну, — скомандовал я и лёг на кровать.
Боря не унимался. Боре было интересно, несмотря на дитячество.
— Свят!
— Чего тебе?
— Ты был у этой, шпионки?
— Она не шпионка, — ответил я. — Шпион — это вражеский. А она инспектор. Российский. Сама сказала, но это тайна!
— Свят! У тебя было, да?
Я молчал. От альтера тайн нет, но мы ведь уже разделились.
— Ты честно хочешь?
— Да!
— Вот когда я с Анной танцевал, то считай, что было. По-настоящему и даже больше. А сейчас… — я задумался на миг. — Это было как игра.
— Выиграл? — Боря хихикнул.
— Оба выиграли. Боря, хватит. Не надо об этом говорить. Всё хорошо. Через три дня корабль починят, и она улетит.
— Когда ты стал таким взрослым, то стал удивительно скучным, — Боря вздохнул. — Не влюбился в неё?
— Ты же понимаешь, что нет!
— Но Элю любить глупо, — серьёзно произнёс он. — Совершенно лишено смысла. Она божественная сущность, которую ты можешь лишь обожать, восхищаться…
— Знаю!
Боря благоразумно замолчал.
Я лежал и переживал. Мне было одновременно и хорошо от того, что было. И стыдно перед Анной, я вдруг понял, что она для меня очень многое значит, но сейчас я не могу ей это объяснить, всё кончится неправильно, и про Машу ей лучше ничего не знать. А при мысли об Эле накатывала тоска. Почему у меня вообще к ней какие-то чувства возникли? Увидел красивую девушку обнаженной? Но я же понимал, что это лишь временная телесная оболочка нечеловеческой сущности! А уж когда она объяснила, что состоит из всяких там топологических вывертов пространства-времени…
Тяжело быть взрослым! Стань я подростком, ну пусть даже двадцатилетним, сейчас был бы гордым и довольным. Но тридцатилетнее тело и мозги заставляют на всё смотреть иначе.
— Свят…
Мне захотелось запустить в Борю подушкой. Будь помладше, так бы и сделал.
— Чего тебе?
— Я проанализировал ситуацию. Ты не думай… что я совсем одитятился. Я всё время думаю. Я же таким возник.