началось еще в младшей школе, а их любовь лишь крепла с каждым днем. Взяв Анну за руку, Инкритий сказал:
— Нужно снова обратиться к доктору Ятрею, в прошлый раз он помог — твоя слабость пропала.
— Да, ты прав, месяц назад было куда лучше, — сказала Анна, взяв со стола кусочек сыра. — Его лекарство правда очень хорошо помогло, хоть, если уж и быть до конца честной, из-за его трав из меня выходило больше жидкости, чем из рыбацких кораблей, возвращающихся с моря, — девушка рассмеялась и наконец съела кусочек сыра, терпеливо ждавшего своего часа. Инкритий молча кивнул головой и разлил по бокалам знаменитое легалирийское вино.
Волны накатывались к берегу Ландау, даря ему неповторимый звук моря, а плески воды отпугивали спящих чаек на оставленных в бухте кораблях. Свежий морской ветер заботливо накрывал портовый городок, словно мать, накрывающая сына. Город спал, и лишь звуки звонкого кашля, раздающиеся в одном из домов, тревожили его сон. Ночь вновь оказалось тяжелой. После каждого приступа Анне требовались десятки минут, чтобы наконец прийти в себя. Лишь встав с кровати, она наконец могла дышать. Открывая окна настежь, некогда светловолосая красотка старалась приглушить свой приступ, чтобы спящий Эпсилон не узнал о недуге матери. Оставшуюся ночь Инкритий и Анна проводили на лежаках, лишь там она могла спать спокойно и наконец набираться сил. Утром, как только юный Эпсилон, к удивлению его школьных учителей, был отправлен в школу без опоздания, муж и жена отправились к доктору Ятрею. Большая деревянная повозка быстро мчалась по улицам Ландау. Красное тканевое покрытие повозки отражало привилегированный статус пассажиров. Действительно, Инкритий был одним из самых знаменитых жителей города. Великолепный картограф на службе короля Мор-Отана — Броунвальда — достиг небывалых высот в изучении общего Южного моря. Его научные работы об исследовании океана были по достоинству оценены во всем квадросоюзе и не раз получали похвалу из далекого Элеонора. Торговые пути, разработанные и описанные Инкритием, стали краеугольным камнем нового века торговли между государствами. Конечно, были и работы, которые подвергались сомнениям и скептицизму, а именно, изучение Буйного моря, места, в которое не ходят ни рыбаки, ни торговые и ни военные суда. Постоянно буйствующие штормы исполинских размеров сделали это место непроходимой стеной для любого из государств, а все попытки исследовать это место приводили лишь к краху. Достоверно никто не мог сказать, что находится за этим морем. Были лишь теории, но основная гласит, что общее Южное море переходит в гигантское Буйное, не имеющее внутри себя суши, а в последующем переходит в дальние известные
на карте земли. Теоретическая основа знания регулярно подвергалась жесткой критике самого Инкрития на большинстве собраний государственной коллегии по развитию Мор- Отана. Неизвестность географии, отсутствие данных об огромном участке моря и банальная дыра на карте выводила из себя пытливый ум ученого. Государственное финансирование было получено для четырех экспедиций Инкрития в Буйное море, но каждая из них заканчивалась ничем. Критические повреждения кораблей не позволяли проводить длительные исследования, а последняя экспедиция закончилась трагедией: четыре из четырех кораблей попали в шторм, выбраться из которого они не смогли. Корабль Инкрития был разрушен до основания, а сам мореплаватель и его помощник Люпус трое суток дрейфовали в океане, пока не были обнаружены одним из военных банкорийскийх судов. Ученого спасли, но не спасли его репутацию. После подобного фиаско король предложил Инкритию отказаться от своей идеи или уйти в отставку. Смерть сорока человек оставила неизгладимый след в его сердце, и он возненавидел себя, считая, что той ночью умереть должен был только он. Любовь сына и Анны помогли ему оправиться от пережитой травмы, тем не менее службу он оставил, решив уделить все свое время семье.