Другой. Ну да, пожалуй, в чем-то… Но лучше ли он, этот «другой»? Ну, лучше ли, чем был?
Устав от этой игры в пинг-понг с самим собой, я выпрямился и рассеянно нажал на кнопку смыва. Я сам не понимал, зачем. Вода заурчала, сработал вакуумный слив, и меня как-то странно покачнуло; и вдруг…
***
Из зеркала, нарушая любые законы физики, на меня взъярился целый океан. Вода закапала с потолка, она врывалась сквозь щель под дверью, она била фонтаном из раковины. Я мигом вымок до нитки и, вытянув руки перед собой, как будто попытался оттолкнуть это очередное наваждение.
А в зеркале, за толщей зеленеющей воды, передо мной проплывали большие стаи дельфинов и косяки разнообразных рыб, обломки самолетов и затонувшие корабли…
Я резко рванул дверь и быстро выбежал в салон, едва не сорвав с креплений картонную шторку. Как если бы мы находились на громадной глубине, вода коверкала и разрывала легкосплавный корпус; она врывалась внутрь, с огромным давлением взрывая иллюминаторы, которые влетали внутрь подобно пушечным ядрам. Она хлестала по салону, затягивая тех, кто отстегнул ремни, в безудержный водоворот. Схватившись за голову, я устремился в проход…
***
– Что, папа? Что случилось? Папа!
Должно быть, я наделал много шума: с десяток лиц, включая личико моей дочери, сейчас были устремлены ко мне. Самолет с ровным гудением продолжал свой полет, и океан по-прежнему сверкал где-то далеко внизу.
Сделав глубокий вдох, я сдержанно выдохнул и, пригладив мокрые волосы, направился к нашим с Кристи местам. Я отчетливо чувствовал, как рубашка на спине начинает дымиться под осуждающими взглядами наших попутчиков, и почему-то подумал, что в этом есть и положительные стороны: так я обсохну гораздо быстрее.
Совершенно разбитый, я молча рухнул в свое кресло и тяжело откинулся на спинку, массируя пальцами виски. Кристи внимательно наблюдала за мной, но, очевидно, решила больше ничего не спрашивать. Капли воды, по-шпионски пробираясь по коже под волосами, стекали вниз и щекотали мои уши; еще раз обмахнув голову руками, я быстро избавился от этого раздражающего ощущения и вытер ладони о свои джинсы. Обычный день совсем перестал быть таковым; ему на смену пришел день необычный. Из ряда вон. И он ведь ещё не закончился…
«Еще не закончился», – устало подытожил я, проваливаясь в тревожный сон.
VI
Волна умеет убаюкивать.
Когда сопротивление не по зубам,
она ласкательно обнимет, вскружит тебя,
и бдительность твоя уснет. Но вот тогда…
Тогда она взметнется с новой силой.
Обрушится стеной… и ты – погиб.
Шестая волна…
«Папа?»
Волна несла меня вперед; я чувствовал себя не то дельфином, не то морским царем. И только голос Кристи – подводный, нереальный – мешал совсем отдаться этому прекрасному пьянящему чувству.
«Папа?..»
Она как будто заблудилась в этом сне; а я летел, летел с волнами, забыв обязанность ее искать. Мне было очень хорошо вот так вот мчаться стремглав в упругом, стремительном потоке, забыв все треволнения тяжелого и слишком необычного дня.
– Папа!.. ПАПА!!!
***
Рывок, ещё рывок, а за ними – ещё и ещё… А вслед за тем – тяжёлый удар.
Внезапный холод пронзил меня насквозь. Тысячи, сотни тысяч игл рванули мою кожу, как будто я упал на стадо дикобразов. Неестественная, фантастическая, но в то же время ужасающе реальная боль навалилась на меня, терзая снаружи, изнутри и черт ещё знает откуда.
В лицо летела обжигающая водная пыль, глаза невыносимо горели. На правой руке, казалось, не осталось ни кожи, ни мяса – одни оголенные нервы, пульсирующие чудовищной болью при каждом ударе грохочущего сердца. А сердце, должно быть, увеличилось как минимум втрое, пытаясь прогнать по сосудам застывшую от ужаса кровь. Холодную кровь – тягучую, словно кисель.