И вот, когда подножие водяной горы стало приподнимать надувной жилет, а вместе с ним – меня, Кристи и ближний край плота, чтобы немедленно обрушить на все это хозяйство свою многотонную вершину, я всё-таки решился на резкий, отчаянный и неожиданный для жуткой стихии шаг.
Уцепившись левой рукой за край плота, я воспользовался выгодным для нас течением напирающей снизу воды. Мой жилет подхватило потоком на долю секунды раньше, чем плот, и я не имел права упустить этот момент. Изо всех сил молотя в воде окоченевшими ногами, я левой рукой рванул плот на себя и вниз.
Я вынужден был сделать то, что удалось бы, пожалуй, не многим гимнастам. Я перебросил через край плота груз, почти вдвое превышающий мой вес (я сам, да Кристи на моих плечах, да наша мокрая одежда, плюс обувь, полная воды – считать не буду, но было ОЧЕНЬ тяжело). Перебросил одной лишь левой рукой, поскольку правая совсем не повиновалась.
Упав на живот, я изрыгнул из легких, должно быть, почти полгаллона солёной воды. Кристи упрямо продолжала цепляться за мои плечи, а жестокий ветер трепал наши волосы и одежду. Волна же, разозлившись на мою хитрость, всем весом рухнула на наши спины.
Каким-то чудом удержавшись на плоту и не позволив ему опрокинуться, я подтянул ноги к животу и громко захрапел, втягивая в себя долгожданный воздух. Легкие горели, словно я попал под газовую атаку и надышался хлором. Из глаз катились обжигающе горячие слезы, все тело били жестокие конвульсии: ощущение было таково, что на меня упал автобус, переломав мне все ребра. Я громко и отрывисто хрипел; сведенная судорогой гортань давала четкое представление, что с ней случится, если через нее протолкнуть теннисный мячик. А Кристи, не отпуская рук, перевалилась через мой левый бок и спряталась у меня на груди, пробиваемая крупной дрожью. Что ощущала она, прикрыв меня от удара волны, мне даже не удавалось представить.
– Папа, папочка, папуля… – жалобно всхлипывая, шептала она, и мои слезы вместе с дождем и морской водой лились на её лицо.
VIII
Волна за волной в стремительном танце
кружатся вокруг, призывая на помощь
очередного гиганта. Хотя последняя
охотница и не сумела стать убийцей,
её преемница должна в убийстве преуспеть!
И вот, расталкивая слабейших подруг,
она уже стремительно несется к нам,
исполненная жажды отомстить.
Восьмая волна…
– Папа, папочка… – шептал мне на ухо голос дочери, и её горячее дыхание наполняло моё существо ликованием, переполняло меня необъятным восторгом.
Я не знаю, как нас настигла эта волна – накрыла сверху, пролетела снизу, или даже прошила нас насквозь. Я наполовину лежал, наполовину стоял на четвереньках, и Кристи прижималась ко мне, а я прижимал ее к ледяному брезенту. Два жалких, несчастных комочка в огромном, жестоком океане – и все-таки живые! Живые!
Но – нет! Не только это ликование принесла нам пролетевшая волна. Была и другая новость. Затравленно и дико озираясь, я бросил взгляд за край плота: желтый жилет с темно-серым лицом сейчас дрейфовал мимо нас, икая и жалобно блея.
«Мы живы, и он тоже жив! Еще кто-то спасся!» – не слишком отчетливо, но очень уверенно пронеслось в моей голове.
Я, резко распрямив спину, поднялся на колени. Заплаканная Кристи подняла на меня глаза и, проследив за направлением моего тревожного взгляда, испуганно вскрикнула.
Мертвенно-бледный, с дико блуждающими глазами и беспомощно болтающейся челюстью, в каком-то десятке ярдов от нас проплывал, уносимый течением, мой старый знакомый – мужчина из зеркала, дородный техасец.
Он, видимо, не сразу заметил, что рядом внезапно явилась возможность спасения. Почти ослепленный, исполненный панического ужаса, мужчина явно потерял ориентацию в пространстве.