– А мы сейчас в аэропорт. Адью! – на французский манер протяжно прокартавил я и быстро уселся в машину. Водитель нетерпеливо теребил баранку, выстукивая большими пальцами какой-то замысловатый ритм.
– Постой, так что же? Найдется там местечко для меня? Дэйв, старина? Ну, как? Что скажешь?
– Мы спешим. Я возвращаюсь через пару дней, так что зайди ко мне в четверг. В редакцию, естественно – надеюсь, не стоит уточнять? Где бар, ты уже знаешь, а ближайший мотель – вон там, через два квартала. Гуд бай!
– Но Дэви! Погоди, нам нужно обсудить…
– В четверг!..
Я хлопнул дверью и откинулся на пурпурный велюровый диван, а старый «Форд» немедленно сорвался с места и резво покатил нас в сторону аэропорта, оставив Томми позади – наслаждаться облачком синеватого дыма из выхлопной трубы и наблюдать за танцем кусочков гравия, разлетевшихся по асфальту из-под задних колес.
Мне почему-то подумалось, что здесь становится слишком тесно – не только в городе, но и на целом североамериканском континенте. Хотя… Чего я так взвинтился? Ну, старый приятель. Подумаешь! Бывает! Откуда он только свалился на мою голову? Нет, вот ведь бестолочь, а? И как ему все это удается? А ведь по-прежнему он жив-здоров, и это с его-то причудами…
Помимо этого, в мою голову стучались сумбурные мысли о беззаботных студенческих временах, воспоминания о знакомстве с Эйной, да еще эта дурацкая идея, заключающаяся в том, что Томми может прийтись весьма кстати при такой острой нехватке персонала. Впрочем, еще предстояло придумать, как, всё-таки, контролировать это ходячее несчастье и направлять его энергичность в нужное русло, и как ввести его в курс дела, и главное – как приучить себя выдерживать его присутствие в непосредственной близости в течение напряженных рабочих дней… Об этом мне предстояло крепко и взвешенно подумать, но…
***
Внезапно оказалось, что думать я уже не мог. Вокруг опять творилось неладное.
За окнами нашего такси бурным потоком неслись зеленоватые массивы шипящей океанской воды. Поток заполнял собой всё: все улицы и авеню, витрины и клумбы; стоянки и парки, бесчисленные здания, и даже заслонил от нас небо. Клокочущая, ревущая вода подхватила наше такси, превратив его в воспетую «Битлами» желтую субмарину. Неистовый напор стихии унес от нас ошметки заборов и живых изгородей, унес самую землю из-под наших колес, как унес и очумело глядящего нам вослед лоботряса Томми. Зеленый цвет сменился синим, а синий вскоре – черным; мы погружались в пучину, и вода с напором рвалась в наш крохотный батискаф, упрямо проникая в малейшие щели, взрываясь фонтанами из вентиляционных каналов, пуская ручейки сквозь уплотнения дверей…
И вот уже вода ужасно давит на нас сверху и снизу; со всех сторон. От этой безумной массы натужно трещат закрытые стекла машины, и кровь в висках стучит, подобно тугому барабану из натуральной оленьей кожи. А сердце… сердце пытается выпрыгнуть из груди, самым простым путем для эвакуации избрав для себя мое горло. Ещё немного, пару мгновений – и оно достигнет этой цели и вырвется наружу вместе с картофельным пюре, зеленым горошком, луковыми кольцами и остатками ростбифа. Хорошо, хоть от коктейля отказался. Иначе бы – совсем беда…
– Папа, папочка! Па-а-ап!..
IV
Волна вздымается ввысь, волна снова падает в бездну.
Она, несомненно, сильна – пьяна своей бешеной силой.
И больше никто, никто не осмелится бросить ей вызов.
Ведь только она имеет здесь вес, имеет здесь смысл.
Четвертая волна…
– Ну папа! Пап!..
Ее голос доносился словно издалека, как будто прорываясь сквозь шум и помехи. Я медленно открыл глаза и повернулся к ней, не отрывая затылок от подголовника.
– Что, доченька? Что?
Мой голос звучал слабо: я словно слышал себя со стороны.
Ты просто переутомился, Дэйв. Ты слишком много работал и слишком мало отдыхал. Нельзя так, старина. Так не должно продолжаться…
– Смотри, смотри! Там птица на крыле! – Кристи нетерпеливо ерзала в кресле, восторженно подпрыгивая и возбужденно хватаясь за пластик иллюминатора. – Смотри же! Пап!..