«Папа!..»
V
Волна ярится где-то наверху, и злобно утверждает
своё могущество тяжелым и угрюмым рокотом.
Но здесь, внизу, тебе гораздо лучше: теперь ты – часть её.
Волна кипит, а ты идешь ко дну. Она по-прежнему сильна,
а там, на дне, тебя ждет полный, сладостный покой…
Пятая волна…
– Ну па-па!
Я снова открыл глаза, как будто вынырнув из пучины на поверхность. Кристи успела отстегнуть свой ремень безопасности: она теперь стояла, опершись коленками на синее сиденье, и очень активно пыталась меня растолкать.
– Пап! Ты разговаривал во сне. Плохие сны, опять? Ну, что ты?
– Нет. Все в порядке, Крис. – я постарался улыбнуться. – Все хорошо.
Я спал совсем недолго. Часы показывали три: мы в воздухе не так давно… Я остро чувствовал, что мне необходимо освежиться.
– Послушай, Крис. Я быстренько схожу умоюсь, а ты будь здесь, о'кей?
– Да, пап, я буду здесь.
Повернувшись спиной к дочери и к иллюминатору, в котором был виден искрящийся в лучах солнца океан, я отстегнул ремень безопасности, неудобно перетянувший мне живот. Затем, легонько тряхнув головой, я убедился, что она почти не болит, и неуклюже перебрался через пустующее соседнее место. Техасец спереди мирно спал, свесив одну руку в проход, и лысина его по-прежнему играла бисеринками пота. Его усы беззвучно шевелились: он, вероятно, видел во сне аппетитный бифштекс, либо жевал душистую табачную жвачку.
Поняв, что распухать и зеленеть он в данный момент не собирается, я начал свой путь к расположенной в хвосте уборной. Шагал я довольно неуверенно, и отчего-то неловко раскачивался, словно моряк, перебравший спиртного в портовой таверне. Мне стало смешно, когда я представил, какую малопривлекательную картину должен сейчас являть со стороны. Какая-то старая леди, облаченная в не менее старый кардиган цвета морской волны, скривила презрительную гримасу: зрелище из меня и впрямь, пожалуй, было неважное.
«И стоило ли бросать пить, Дэви?» – я задал себе язвительный вопрос. – «В чем разница? Тебя качает и мутит, и женщины по-прежнему тобой возмущены. Что изменилось-то? Ну, что ты скажешь? Что? Стоило лишать себя удовольствия все эти годы?».
Ответ я знал и так, потому что удовольствия от выпивки я вовсе и не получал. В былые годы мне важно было только одно: результат. Назвав себя дураком за эту глупую самоиронию, я смело продолжил свой путь, при этом ощущая неодобрительные взгляды попутчиков на своем небритом, помятом от тяжелого сна, лице.
Борясь с желанием поднять и показать всем средний палец, я все-таки достиг конца своей тропы и, резко задвинув картонную шторку, почувствовал себя в сравнительной безопасности. Один из туалетов оказался занят, и я, тихонько чертыхнувшись, вошел в другой.
«Эй, Дэвид, что с тобой? Когда-то ведь все было совсем не так!» – с упрёком прозвучало в моей голове. Я наклонился над умывальником и быстро набрал хорошую пригоршню холодной и пахнущей металлом воды. – «Ну, а когда-то было и гораздо хуже», – резонно парировал мои нападки какой-то ещё один внутренний «я», настроенный чуть более позитивно. – «Ты помнишь, когда твой мир неудержимо рушился? Тогда тебя не могли смутить ни окрики, ни брань, ни чопорные старушки в подаренных на день совершеннолетия старинных кардиганах! Сейчас ты стал совсем другой…».
Я с удовольствием умылся, набрал ещё одну пригоршню воды и снова спрятал лицо в импровизированный сосуд из ладоней – еще, и еще, и, наконец, еще один раз. Затем, переводя дыхание, я принялся рассматривать свое отражение в зеркале.