— Патрульный Дрейк, — начал он, — записал ваши предварительные показания, когда приехал на вызов, но я бы хотел услышать их еще раз, пока эксперт готовит медицинское заключение. Для начала давайте установим время. Когда вы в последний раз видели Вулфа Харригана?
После небольшой паузы заговорила Конча. Она очень старалась держаться спокойно и услужливо, но эмоции выдавали себя, прорываясь нелепым дрожащим фальцетом, совсем как у мальчишки, у которого ломается голос.
— Я зашла в кабинет ближе к вечеру. Там был мистер Дункан, и я увела его играть в крокет.
— Во сколько?
— Не знаю… Около пяти.
— Дункан?
— Примерно так, насколько я помню.
— Кто-нибудь видел Харригана после пяти?
— Не могу утверждать, — заявил Джозеф, — что видел моего несчастного брата, но…
— Но?..
— Я с ним говорил. Я постучал в дверь, но Вулф крикнул, что занят, и попросил меня уйти.
— Во сколько это было?
— Около шести. Помнится, я еще подумал, что до ужина осталось чуть больше часа. Потом я присоединился к молодым людям на крокетной лужайке.
— Что скажете, Дункан?
Мэтт задумался.
— Получается примерно вот как, лейтенант. Когда я второй раз заглянул через стекло в кабинет, то посмотрел на часы. Была ровно четверть седьмого. Фигуру в желтом одеянии мы увидели где-то за две минуты до того. Мисс Харриган ушла в дом приблизительно десятью минутами раньше, через пять минут после появления мистера Харригана — то есть мистера Джозефа Харригана — на крокетной лужайке.
Конча и Джозеф кивнули в знак согласия.
— Так, — сказал Маршалл. — Значит, примерно без пяти шесть Вулф Харриган велел брату уйти. В тринадцать минут седьмого Дункан и Джозеф Харриган заметили в кабинете постороннего человека и попытались войти. В четверть седьмого Дункан обнаружил труп. Кто-нибудь может что-то добавить?
Тишина.
— В таком случае вы понимаете, что я должен выполнить надлежащую процедуру, каким бы простым ни казалось дело. Я обязан спросить у каждого из вас, чем он занимался в течение этих двадцати минут. Мисс Харриган?
Тетя Элен была тиха и покорна. Глаза у нее покраснели от слез и от простуды.
— Сейчас припомню… Я удалилась в молельню в начале седьмого. Мы с сестрами обсуждали план нового корпуса для сиротского приюта, и я хотела в уединении помолиться об успешном завершении дела. Я оставалась в молельне, пока не вошли Джозеф и мистер Дункан.
— А до шести часов?
— Сидела с сестрами наверху, в моей гостиной.
— Вы, дамы, подтверждаете?
Детективу ответила сестра Урсула. Мэтт подумал, что до сих пор не слышал ни слова от сестры Фели- ситас.
— Не рискну поклясться, лейтенант, но примерно так и было.
— А чем вы занимались после шести?
— Мисс Харриган любезно предложила нам перед уходом подкрепиться портвейном и фруктовым пирогом. Она вызвала дворецкого, который принес угощение в гостиную. Мы еще сидели там, когда в доме началась суматоха. Тогда мы спустились.
— Дункана и Джозефа Харригана мы выслушали. Вы, мистер Харриган? — Детектив обратился к Артуру, который развалился в кресле, на вид больше озабоченный вопросом, можно ли ему закурить, нежели смертью отца.
— Я был у себя, — промямлил он.
— Чем вы занимались?
— Читал. Ждал, когда монахини закончат.
— Зачем?
— Потому что мне велели отвезти их обратно.
— И сколько времени вы просидели в комнате?
— Около часа, наверное, прежде чем услышал шум.
— Остаетесь вы, мисс Харриган. Куда вы пошли, покинув крокетную лужайку?
— На кухню.
— На кухню?
— Иногда Дженет разрешает мне помогать. Она говорит — кто знает, а вдруг я выйду замуж за бедняка. Я не против.
Лейтенант впервые улыбнулся.
— И вы были там, пока в четверть шестого не началась суматоха?
— Да.
— Хорошо. Кто-нибудь в течение этих двадцати минут слышал выстрел? Никто? Мисс Харриган, вы находились в соседней комнате. Вы не…
— Я ничего не слышала.
— Никто никого не видел? Я имею в виду из посторонних? Так. Пожалуйста, подождите здесь. Мне нужно поговорить с прислугой и хорошенько осмотреть кабинет.
Присутствие лейтенанта заставляло родственников придерживаться этикета. Как только он ушел, напряжение спало. Тетя Элен зашмыгала носом, Конча рухнула на колени, спрятав лицо в складках темно-синего платья сестры Урсулы, и горько зарыдала.