— Не могу. Но не из соображений конфиденциальности. Я действительно не знаю. Предположительно, конечно, смерть наступила в двадцатиминутном промежутке между той минутой, когда с Харриганом разговаривал брат, и моментом, когда молодой человек нашел его мертвым, но никаких медицинских подтверждений нет. Жар камина сделал точное заключение невозможным.
— Спасибо, — серьезно ответила монахиня. — Второй вопрос. Лейтенант сказал, что мистер Харриган оставил странное предсмертное послание. Не объясните ли, что он имел в виду?
— Гм… Я, наверное… Впрочем, все это будет в завтрашних газетах, так что ничего страшного.
И он рассказал про дротик.
— Спасибо. Спасибо, и да благословит вас Бог, доктор Мэгрюдер. Дайте знать, если надумаете увольняться. Мы подыщем вам пациентов.
С удивительной быстротой, несмотря на объемистое мешковатое одеяние, сестра Урсула направилась к телефонному столику, написала краткое послание в блокноте, вырвала листок, сложила и подписала аккуратным красивым почерком: “Лейтенанту Маршаллу”.
Уходя, чтобы присоединиться к сестре Фелиситас, ожидавшей в патрульной машине, она протянула записку стоявшему у двери полицейскому.
— Пожалуйста, передайте лейтенанту, когда он вернется. Это очень важно.
По приказу Маршалла водитель в нарушение всех правил остановил машину в желтой зоне перед Храмом Света. Полицейский департамент не собирался вносить в список расходов плату Агасферу за парковку.
Единственным дитятей Света, дежурившим в вестибюле, оказался тот ангелоподобный юноша, который приветствовал Мэтта и Вулфа накануне. При виде незваных гостей он нахмурился и явно заволновался.
С чего бы? — удивился Мэтт. Лейтенант был в штатском и вообще выглядел неофициально. Возможно, лицо Джозефа и впрямь настолько примелькалось в городе, что юноша немедленно его вспомнил? Или вчера вечером он узнал Вулфа и теперь припомнил Мэтта, явившегося вместе с ним?
Когда все трое пересекли вестибюль, на лице херувима вновь появилась обычная приветливая улыбка.
— Добрый вечер, друзья, — бодро пропел он. — Боюсь, вы опоздали на службу. Она уже почти закончилась.
— И хорошо, — коротко ответил Маршалл. — Мы хотим видеть вашего главного.
Из зала доносился гипнотический голос проповедника, нараспев произносившего какие-то непонятные слова.
— То есть… — юноша заговорил с ноткой почтения, — вы имеете в виду Агасфера?
— Да, раз он известен здесь под таким именем.
— Лейтенант, — вмешался Джозеф, — вы хотите сказать, что знаете, кто…
— Довольно, — прервал Маршалл. — Где мы можем с ним увидеться?
Голос в зале затих, и орган заиграл “Старое христианство”.
— Служба закончилась, — сказал херувим. — Сейчас люди будут выходить. Если вы подождете минутку, я отведу вас за кулисы… то есть в комнату размышлений.
— Вы поете другие слова, — пожаловался лейтенант, прислушиваясь к новой версии великой песни.
— Правда, красиво? Агасфер вычитал их в своей книге. Эти слова нам послали Древние.
Маршалл предпочел промолчать.
Финальное “шаг” прозвучало с такой силой, что Мэтт удивился, как только двери не вылетели.
— Закончили, — сказал юноша. — Я вас провожу. Идите за мной.
Они вошли в зал и зашагали по проходу. Против стремившейся наружу толпы идти было трудно. Мэтт слышал вокруг голоса.
— Замечательно он сегодня говорил.
— Приятно знать, когда на самом деле Пасха. Как подумаешь, сколько всего Агасфер нам открыл…
— Тут и впрямь задумаешься. Нужно что-то менять в стране, и именно мы…
— Помните, как вчера вечером?.. Потрясающе.
— Хотел бы я знать, что будет с этим жутким человеком теперь, когда мы призвали Девятью Девять.
Совершенно безобидные люди, думал Мэтт. Бедные простаки. И тут он вспомнил, какие у них были лица вчера вечером, когда они призывали Девятью Девять. Вспомнил банкноты, которые они доставали из потрепанных карманов. Его вдруг посетило острое желание вернуться в кабинет Вулфа Харригана и приняться за работу.
— Мы пришли, — сказал херувим, останавливаясь перед дверью комнаты сбоку от сцены. — Учитель, — позвал он, стуча в дверь и подражая архаическому стилю Агасфера. — Пришли люди и желают говорить с тобой.
Изнутри послышался голос:
— Я не занят и никому не отказываю. Пусть войдут. Херувим открыл дверь, и гости вошли в маленькую желтую комнату. Ослепительная желтизна на мгновение ошеломила их. Обои, ковер, кушетка, подушечка, на которой сидел, скрестив ноги, Агасфер, — все было того же цвета, что и одеяние, и сливалось в сплошную массу, так что фигура проповедника почти терялась на общем фоне. Казалось, в воздухе висит одна борода.