терпеливо ждали. И вот приёмник снова ожил и забубнил монотонно, с точно выверенными расстановками. Бубнёж этот был настолько бездушный и бесчувственный, что Семён сразу догадался. - Сообщение какое? Шар пискнул в ответ. - Официальное, поди? - Угу, - пробормотал круглый. На душе у землянина стало тоскливо. Не к добру были эти «бу-ву-ву», не к добру… Молчание стало для него невыносимым. - Я ведь чего пришёл то… Семён посмотрел на шар искоса и как бы с некоторым намёком. - Мне ведь вызов пришёл на мобильный. Представляешь? Связь заработала, в обе стороны! Шар промолчал в ответ. - Со станции подкачки звонили. Газ пошёл… Представляешь, газ пошёл! Сегодня дежурную смену вызвали, а завтра – и мне добро пожаловать на работу. Чего это, а? Семён глянул на пришельца испытующе. - Да ничего удивительного, - ответил тот голосом устало-равнодушным. – Война закончилась, купол убран. - Как?! Семён вскочил. - И ты молчал? - Я официальное сообщение только что выслушал, при тебе, - невозмутимо продолжал круглый. – А что было до того, то были лишь мои догадки. Я догадывался, что сегодня всё завершится. Будет финальный удар… Но мало ли, вдруг ошибся… Собственно, по этой причине и монтаж приёмника ускорил. Нельзя было такую новость пропустить! Семён замер на мгновение, а потом рубанул воздух ладонью. - Так что же это? Завоевали нас что ли, черти инопланетные. Монотонный бубнёж снова сменился бодрым верещанием. - Да вы-то тут при чём? – на этот раз устало возмутился шар. – Что за планетарный эгоизм и самозацикленность! Война-то велась не против вас. Семён сдержанно откашлялся. - О как… И спросил осторожно: - А против кого тогда, позволь узнать? - Против бенгонов, - сообщил шар тоном, каким говорят о чём-то само собой разумеющемся. - Кто это? – изумился Семён. - Тоже земляне, - пояснил шар. Семён пару раз поймал ртом воздух и заявил решительно: - Ничего не понимаю! - Не удивительно, - заметил инопланетный. – Вы так мало знаете о вашей планете! Ваша цивилизация – слепая и глухая, с примитивным метаболизмом, но при этом с огромной самоуверенностью и поистине со вселенским эгоцентризмом. На вашей планете, дорогой мой землянин Семён, всего насчитывается восемь сосуществующих цивилизаций. Высшая из них – бенгоны. Они и пытались остановить продвижение моих соплеменников в Поясе Экспансии. Ваша же, человеческая, на цивилизационной лестнице – на предпоследней ступеньке. Примитивней вас только ленгрумы, они лишь недавно открыли паровые двигатели. Но ленгрумы прячутся в глубоких пещерах, в тех местах, где в обилии геотермальные воды. Вряд ли они когда-нибудь выйдут во внешнюю сферу… А вот бенгоны освоили космические полёты в те времена, когда вы, люди, едва только разожгли свои первые костры. Это единственные обитатели вашей планеты, с кем мы могли бы разговаривать на равных. - А мы – дикие, стало быть?! – возмутился Семён. - Не взыщи, - коротко и просто ответил шар. Семён развернулся и пошёл по тропинке к дому. На середине пути он остановился и, не поворачивая головы, крикнул: - А чего к ним не пошёл прятаться? К бенам этим? - Бенгонам, - поправил шар. – Но там-то меня сразу бы и нашли! Там же зона боевых действий была. Да и не смог бы я им в биоокуляры смотреть – больно славные они ребята. Я ведь сбежал не потому, что струсил. Не хотелось с таким славными ребятами воевать. - У дикарей, стало быть, отсиделся? – с горечью спросил Семён. - Не обижайся ты! – попытался успокоить его шар. – Вы тоже ребята славные. Добрые, хоть и дикие… - Да пошёл ты! – крикнул Семён в сердцах. И решительно зашагал к дому. 7. Жена встретила на крыльце. Вид её был тревожен. - Так у калитки кто-то стоит. Минут десять уже. Семён, повернувшись, вгляделся в ранний сумрак. У калитки и впрямь кто-то стоял. Грузный, рослый. Показалось даже (или не показалось?), что долетело даже тяжёлое, напряжённое сопение незнакомца. - Разберёмся… Семён решительным шагом двинулся к калитке. И даже сказанное вслед «звонки-то проходят… давай полицию вызовем?» не заставило его замедлить ход. «Полиция!» подумал он с раздражением. «Им и в хорошие времена не до нас было… Теперь и подавно». Стена кустов расступилась и показался на пятачке у забора, в шаге от входа на участок, всё более и более различимый силуэт. Который через три шага и вовсе обрёл чёткие формы и очертания. Неблизкий (через два дома) сосед, Михаил Никифорович, или по простому и по-соседски Никифорыч, выстаивал для какой-то надобности у границы участка, плечом прислонившись к забору и время от времени толкая кулаком калитку. - Никифорыч, ты что ли? Честно говоря, развивать диалог не хотелось. Сосед слыл грубияном, и характер у него был не из лёгких. Подрабатывал он частным извозом, вечно был занят и в рейсах, считался зажиточным. Но с Семёном отношения в целом ладились: тот помог ему как-то переделать «Газель» на газ, отчего записан был в немногочисленные друзья извозчика. Однако и друзья не были избавлены от грубости, отчего хотелось избавить от визитёра как можно скорее и с наименьшими потерями. - Чего калитку-то лупишь? Прекрати, не казённая! Никифорыч поправил какой-то весьма продолговатый предмет, что висел у него за плечами, и придвинулся вплотную к забору. - Гад! – решительно заявил он. Пахнуло винной бочкой. Вот это было совсем плохо: пьяный Никифорыч был раз в десять опасней трезвого. - Чего это ты? – удивился Семён, с трудом гася поднимающееся в душе раздражение. - Из-за тебя всё! – заявил извозчик и, качнувшись, погрозил бывшему приятелю кулаком. - Иди проспись, - попытался урезонить его Семён. Причина гнева и агрессии была ему не понятна, но очевидно было, что упускать из виду визитёра в такой ситуации нельзя: он у не ведь ума хватит в таком состоянии и через забор махнуть, тогда придётся останавливать его на участке, в двух шагах от дома, а это уже – прямая опасность для семьи. Приходилось держать позицию у забора. - Две недели почти псу под хвост! – загремел извозчик. – Две недели без работы! А ты чёрта у себя в доме прячешь? Знаю, всё про тебя знаю. У меня простой две недели, машина никуда не ходит! А мне кредиты возвращать! Это ж сплошное разорение! По миру иду… Никифорыч всхлипнул и перекинул с плеча тёмный и длинный предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся ижевской двустволкой. Семён невольно попятился. - Ты это кончай! Пугать тут вздумал… И, не известно для чего, брякнул: - Винтарь и у меня найдётся! Винтовка для охоты и впрямь имелась, но хранилась как положено – в сейфе. У Семёна с этим было строго, всё же ребёнок в доме. Вот из-за этого в сложившейся ситуации достать её не было никакой возможности. Понятно, что гад-сосед пойдёт по следую, стоит хоть на шаг отступить. И времени на ответ не даст. Оставалась надежда на действенность угрозы. Не оправдалась. Сосед окончательно слетел с тормозов. - Стреляй! – возопил он. И поднял ружьё, метя в грудь. Правда руки его подвели, и стволы опустились ниже изначально выбранной линии. Но от этого было не легче: пули всё равно пошли бы в тело. Не в землю. На таком расстоянии даже этот пьяный скандалист не имел шансов промахнуться. - Никифорыч, опомнись, - предпринял последнюю попытку обороны Семён. – Звонки проходят, купол снят! Завтра же сядешь на свою таратайку и поедешь по заказам. Всё кончилось, нормальная жизнь возвращается! - То завтра, - со звериной ухмылкой произнёс сосед. – А сегодня… Грохнул выстрел. Ослепила вспышка, в ушах на секунду поселился сплошной, надоедливый звон. Резкая боль обожгла живот. «Стреляют!.. скорей…» услышал Семён голос жены. «Поздно, пожалуй…» Пулевой удар переломил его, из живота засочилась кровь. Он чуть согнулся. Но стоял не месте. Нельзя было отступать. И тут увидел он пронзительный синий свет, заливший всю округу. И в этом свете: стволы, на этот раз наставленные точно в голову. «Вот, оказывается, как перед смертью-то всё красиво сияет» успел подумать Семён. Выпущенная из второго ствола пуля толстым жуком зависла у него перед носом. И, повисев немного, упала в траву, затерявшись в тёмной густоте. А потом стволы ижевки закрутились винтом и разлетелись на десятки осколков. Изумлённый бандит Никифорыч отбросил испуганно ошмётки оружия и стал кричать что-то невнятное, неразборчивое и до крайности нелепое. А потом подлетел в воздух метра на три, закрутился волчок – и понёсся куда-то прочь, будто подхваченный невесть откуда налетевшим вихрем. «Ох и странная у меня агония…» подумал Семён. И потерял сознание. 8. Сначала был свет. Желтовато-молочный. Потом сквозь мягкое марево стали проступать очертания предметов, настолько странных и ни с чем прежде виденным не сравнимых, что землянин на пару секунд пришёл было к выводу, что непременно скончался и попал в потусторонний мир, ибо в привычном и земном мире таких удивительных, причудливых, будто вырастающих друг из друга и вновь друг в друга врастающих конструкций быть, конечно, не может. Впрочем, мнение это землянин на третьей секунде поменял, ибо некто говорящий с ним, первоначально принятый за апостола Петра, оказался всё тем же знакомым шаром, на апостола вовсе не похожим. И интересовался этот шар здоровьем, о чём апостол Пётр, разумеется, спрашивать бы не стал. - Чего? Семён пошевелил губами и понял, что они вовсе не пересохли (как должны были быть), и не потрескались, и не сведены судорогой, и не сведены в сардонической ухмылке, и нет у него ни во рту, ни в трахее трубки (и шея при том совершенно цела), и нет разрезо