ботники, не бомжи какие. Семён, привстав и сильными косыми ударами отряхивая набравшие колких травин брюки, мрачно заметил в ответ: - Какие мы теперь работники? И какое теперь утро? Светопреставление сплошное... - Ну ты это... не раскисай, - подбодрил его Лёха. – Жизнь – она это... Семён мрачно смотрел на ползущую по стене курятника повилику. - Пошли-ка к полю, посидим, - предложил Лёха. – Там скамейка, под берёзой. Мы её в дестве лупой пожгли. Тебе отец всыпал, а меня так, в угол поставили. А скамейка вот стоит, не рассыпается... - Пошли, - согласился Семён. Поле, упиравшееся в дальний перелесок, темнело от плотнеющей тучи, ьыстро отращивающей дождевой живот. - А дождь сквозь купол проходит, - как бы между прочим заметил Лёха. - Ну да, - подтвердил Семён, расставляя на скамейки извлечённые из кармана пластиковые стаканчики. И добавил: - Он этот... как его... избирательный. - Это тебе гость твой рассказал? – спросил Лёха. И замер. - Та-ак, - протянул Семён. – Кто ещё знает? Лёха пожал плечами. - В общем, вся деревня, - резюмировал Семён. Но возмущаться и донимать расспросами не стал, отнесясь к данному факту со спокойной обречённостью. - А ведь так и знал... Крутнул самопальную пробку и разлил по стаканам жидкость с одуряющим рябиновым ароматом. Выпили без тостов и не чокаясь. Будто на поминках то ли по усопшему другу, то ли по самим себе. - За закуской в дом схожу,.. – начал было Лёха. Но осёкся, вспомнив предупреждение супруги. - Ничего, ромашкой занюхаю... - Ты мне скажи, - после некоторого молчания свернул на деликатную тему Семён, - ты мне правду скажи: отчего на меня никто не донёс? - В смысле, на гостя твоего? – уточнил Лёха. Семён устало кивнул. - Да кому доносить-то?! – то ли возмущённо, то ли радостно воскликнул Лёха. – С начальством связи никакой, с этими тварями небесными – и подавно. Один свист от них... Никакого, понимаешь ли, контакту! Народ вообще боится из домов высовываться. Не разобрался в обстановке. Семён по новой наполнил стаканы. Снова выпили и минуты три в полном молчании раглядывали небо. - А почему не поджёг меня никто? – продолжал допытываться Семён. - Боятся, - авторитетно заявил Лёха. - Постояльца моего? – уточнил Семён. Лёха кивнул в ответ. - Чёрта твоего боятся до икоты. К дому твоему стараются не подходить... куда уж поджигать. У никифоровых бабка... у неё ж бессоница страческая... видала раз на рассвете хулигана этого... Говорит, по кустам носился и лучами в неё стрелял. - Брешет! – отрезал Семён. – Ни в кого он не стреляет. Так, светит только... картинки показывает. Он что, через весь космос летел, чтобы бабку дурную в кустах подстрелить? Спросил, чуть помедлив: - А гостя-то рассмотрела? Лёха рассмеялся в ответ. - Где там! Сначала в подполе пряталась, а как вытащили – пошла ересь всякую нести. То щупальца ей виделись, то рога на голове. Лучи из глаз... У него глаза есть? - Не знаю, - честно признался Семён. - А голова? - Не знаю, - повторил Семён. – насчёт рогов тоже ничего сказать не могу – не видел. Даже не могу сказать, откуда он лучи свои выпускает. Какие-то точки появляются, потом пропадают... - Да как он выглядит-то?! – воскликнул заинтригованный Лёха. - Шар, - коротко и просто ответил Семён. - Шар? – переспросил Лёха. - Он самый, - подтвердил Семён. – Шар, не очень большого размера. То серебристый, то темнеет до сине-чёрного, то светлеет почти до белого. Иногда над самым полом катается, но не задевает. Я проверял – ни разу не чиркнул! И когда над землёй – вроде не чиркает, но тут уж я с уверенностью сказать не могу, по саду он перед рассветом гоняет. Надо мне больно – вместо сна за ним следить! Но траву не мнёт, и грядки целые... аккуратный. Ничего не скажешь, вреда в хозяйстве пока не нанёс. - А почему перед рассветом? – уточнил Лёха. Семён разлил по новой. После принятия порции, оглядевшись по сторонам, шепнул другу в самое ухо: - Он мне как-то сказал – это самое безопасное время. Эти, которые на небе... И он кивнул в сторону склонившейся над ними тучи. - ...отчего-то под утро все силы на какие-то там свои операции бросают. Долго мне объяснял, ноя ничего не понял. Им в утренних лучах что-то проще разглядеть... Но вот за нашим местом они наблюдение слегка ослабляют. Не то, чтобы совсем не смотрят... но, вроде, не так внимательно. В общем, я так это дело понял. - Ага, - многозначительно ответил Лёха и кивнул с видом матёрого подпольщика, узнавшего секретную схему вражеских караулов. - Да всё равно не сбежишь, - осадил его Семён. – Купол-то не отключают. Посидели ещё пару минут в молчании. Семён, покашляв, вынул пачку и протянул Лёхе. Лёха помотал головой, показывая на рот: «Запа-ах!» Просто перегар ещё давал шанс на амнистию, перегар вперемешку с табаком этой надежды лишал со всей определённостью. - А вообще это – скафандр, - заявил Семён, выпуская синее облачко под берёзовые ветки. - Чего? – спросил Лёха, продолжавший немного путаться в инопланетных реалиях. - Шар – скафандр, - уточнил Семён. – Это мне инопланетный сказал. А сам он по-другому выглядит. А как – не говорит. Дескать, не поймёшь... - Урод, должно быть, - предположил Лёха. – А зовут его как? - Никак! – отрезал Семён. И, предупреждая все прочие вопросы по этой теме, тут же разъяснил: - Верещание какое-то вместо имени. Я не запомню, и не произнесу. А на зменой язык не переводится. Да и странно мне как-то именем этот инопланетный колобок называть... «Гм» пробормотал Лёха. Смахивая с носа первую жождевую каплю. - А держишь его чего? Прогнал бы от греха подальше... Семён ответил не сразу. Будто поначалу раздумывал, потягивая смолистый дым. Бросил окурок, вдавив подошвой в землю. И сказал: - Ну он... машину мне починил. Я её почти месяц наладить не мог. Заведётся, почихает – и стоп. А он полетал вокруг немного – завелась. Как часики работает! Ленка, кстати, на ней к родне и поехала. Сначала для верности до леса съездили и обратно – как часики! Приёмник старый заработал. Проводка по всему дома теперь как новенькая... И вообще... - Вот крутишь ты, Семён, - в прямотой старого друга сказал Лёха. – Работничка себе завёл... Нет, тут другое что-то! - Ну не выгонять же человека на улицу! – возмутился Семён. И, поникнув, добавил: - Хотя, конечно, ни черта он не человек... - А я вот что думаю, - решительно заявил Лёха, - ты, небось, на скидку надеешься. - Какую скидку? – изумился Семён. - Простую, - заявил Лёха. – Захватят эти черти Землю, начнут свои порядки наводить, а у тебя – свой чёрт в доме. Который, небось, разведку всякую тут наводит, а ты его покрываешь. Не так, да?! И Лёха зажмурился на мгновение, ожидая, что Семён зарядит ему с правой в глаз в ответ на откровенность. Но тот лишь громко и заливисто расхохотался, впервые за эту утреннюю встречу. - Дурак ты, Лёха, скажу тебе как другу. Ты мне – напрямки, и я тебе – напрямки. Никакой скидки мне не будет. А если черти, как ты говоришь, и позахватывают тут всё, то мне первому на суку болтаться. - Это почему? – удивлённо протянул совершенно сбитый с толку Лёха. - Потому что гость мой – дезертир. Я беглого укрываю! Опрокинувшийся небесный ушат облил собутыльников с головы до ног и Лёха, вскочив со скамейки, смотрел изумлённо на друга, механически стирая бегущие по лицу струи. «Это чего это...» пробормотал он. И совсем некстати пришла в его голову мысль, что в такой ливень жена его точно в саду проживать не заставит. 3. Машину он заметил издали. Красные тормозные огни острыми лучами прокололи серую занавеску дождя, и через пару секунд погасли. Ещё через полминуты (то самое время, которое понадобилось ему для перехода по узкому мостику через раздувшийся от ливневых потоков ручей) приблизился он к дому настолько, что стали доходить до него и звуки: обрывок фразы, обрывающееся урчание двигателя и скрип ворот. «Приехала» подумал Семён. И мысль эта промелькнула в голове краткой вспышкой, не вызвав отклика в душе. В том уголке, где прятались эмоции – теперь было тихо и сонно. Он будто обездвижился в серой воде, не телом, которое двигалось по инерции и вечной привычке производить какие-то движения, не слишком заботясь об их осмысленности и целесообразности, а внутренней сущностью своей, ставшей вдург сонной и ко всему равнодушной. «А ведб неправильно это...» Да, неправильно. Ему бы обрадоваться благополучному возвращению жены и ребёнка (в том, что возвращение оказалось благополучным сомнений отчего-то не было), ему бы обрадоваться удачному завершению столь опасной в военную пору поездки, ему бы обрадоваться, что за время пути чёртовы пришельцы и Кошелёво не отгородили прозрачной и неодолимой стеной, отрезав его от самых близких людей на неопределённый срок, быть может – навсегда. Ему бы и огорчиться слегка предстоящему нелёгкому разговору, ибо ультиматум жены о выдворении непрошенного гостя так и не был выполнен, ибо не считать же водворением перемещение гостя из дома в баню. И подготовить оправдание, вроде того, что «попробуй-ка это шар выгнать, если все земные, понимаешь ли, технологии против этих чертяк бессильны»... Но не обрадовался он, и не огорчился, а просто добрёл до калитки, вошёл в сад, подчёркнуто неспешно закрыв за собой дверку, задвинул засов, для чего-то похлопал себя по карману куртки (видимо, чтобы окончательно убедиться в том, что сигареты пропитались водой и расползлись до состояния древней банной мочалки), прошёл мимо благополучно выдержавшей путь машины, по дороге приложив ладонь к тёплому капоту, и добрался, наконец, до дома. Первым радостно бросился ему навстречу сын, обни