Я ждал увертюры, но оркестр внезапно заиграл «Марсельезу». Очевидно, без этого в столице Республики не обходились даже в Опере. Зал встал, но тут же послышались шиканье и свистки. Похоже, далеко не вся публика восхищалась творением артиллерийского капитана Руже ле Лиля. Но оркестр доиграл «Марсельезу» до конца и только после этого взялся за Рамо.
Музыку я тоже помнил. Вернее, узнавал. Я слышал эту оперу и даже мог припомнить сюжет. В Афинах правит престарелый Тезей. Его жена, развратная Федра, хочет погубить своего пасынка Ипполита, но у того есть невеста – верная Арисия…
Постепенно все исчезло. Музыка захватила, унесла с собой, и я уже не видел и не слышал ничего, кроме того, что происходило на близкой сцене. Нет, сцена тоже исчезла, я был там, в далеких Афинах, где безумный Тезей проклинает своего невиновного сына и ничто – даже любовь Арисии – не может спасти юношу…
На сцене вновь была Федра – торжествующая, уверенная в себе. Федра – воплощенное зло, ее ярко нарумяненное лицо – словно лик Смерти… Я прикрыл глаза – и вдруг понял, что в ложе я не один. Кто-то сидел рядом. Я осторожно повернулся – и увидел веер. Яркий веер, которым та, что сидела рядом, прикрывала лицо. Затем веер исчез, и на меня взглянула бархатная маска. На незнакомке было роскошное, хотя и несколько старомодное платье, но, странное дело, ни на шее, ни на пальцах я не заметил украшений.
Я хотел что-то сказать, но тонкий палец прикоснулся к губам. Я кивнул – очевидно, Бархатной Маске хотелось дослушать первый акт до конца.
А конец уже близко. На сцене гонец, принесший весть, которую с нетерпением ожидает Федра. Колесница Ипполита опрокинулась – царевич мертв. Проклятье отца сбылось…
В зале уже горел свет, а я все медлил, не решаясь повернуться. Сейчас вновь придется играть чужую роль. Зачем я это делаю? Мертвец играет мертвеца – такого не увидишь даже в Опере!
Когда я наконец повернулся, ложа оказалась пуста. Удивившись, я вышел в фойе, но женщина в маске исчезла. Похоже, она и не собиралась говорить со мной. Достаточно и того, что «друг» узнает о моем появлении. Конечно, богатое платье и маска меняют человека, но не узнать ту, что навестила меня в гостинице, было трудно. Я вспомнил, что на женщине не было украшений, и невольно усмехнулся. Похоже, «друг» верен себе. Если шампанское – «яд свободы», то браслеты – не иначе как «кандалы».
Начало второго акта я помнил. Мертвый Ипполит недвижно застыл на смертном ложе, и так же недвижна фигура Арисии, припавшей к груди мертвеца. Слезы уже выплаканы, девушка замерла, не в силах вымолвить ни слова…
И вот снова Федра. Царице мало смерти Ипполита. Ее ненависть не угасла. Еще жива Арисия – из-за любви к ней молодой юноша отверг домогательства мачехи. И теперь Федра собирается рассказать ей все. Рассказ длится долго, но Арисия молчит. Царица удивлена, она начинается злиться, но девушка не произносит ни слова…
Внезапно я подметил одну странность. В первом акте я почти не прислушивался к словам, но теперь убедился, что текст, явно мне знакомый, стал каким-то другим. Наконец я понял. «Цари» и «царицы» исчезли. Вместо этого на сцене появились «градоправитель» и «градоправительница». Выходит, Республика, Единая и Неделимая, позаботилась обо всем, даже о «чистоте» либретто. Впрочем, опера не стала от этого хуже. Великое творение Рамо осталось таким же прекрасным. Прекрасным – и страшным.
…Федра уходит – и Арисия встает. Руки воздеты к Небу, молчаливому Небу, допустившему преступление. Голос девушки звенит, моля о справедливости. Этого не должно быть! Это не должно было случиться…
Мне подумалось, что на этом лучше бы все и закончить. Все и так ясно – справедливости нет на земле, и едва ли она есть даже на Небе. Еврипид и Корнель написали о безвинной гибели одного молодого парня. Республика, Единая и Неделимая, губит таких парней «связками» – и Небо молчит…
Впрочем, Небо не молчит. Гремит гром, молнии прорезают сцену, и Великий Зевс изъясняет свою волю. Злодейка Федра будет покарана, а несчастный Ипполит – безвинная жертва преступной страсти – вновь возвращен к жизни. Появляется Deus ex machinae – Зевсов сын Асклепий – и волшебным жезлом прикасается к груди бездыханного Ипполита…
Музыка гремела, преступную Федру волокли в темницу, Тезей прозревал, а Арисия обнимала воскрешенного Ипполита. Хор пел о справедливости, о каре, которая неизбежно постигнет злодеев, а мне внезапно стало скучно. Так не бывает! Погибшие не возвращаются. Даже если они вновь появляются среди живых, они остаются мертвыми, и им ни к чему уже любовь и преданность. Да и не спешат боги восстанавливать справедливость. Греки знали это, в давнем мифе говорилось совсем о другом – Асклепий воскресил царевича против воли Зевса. И молния сожгла того, кто преступил закон Неба. Ипполит – живой ли, мертвый – исчез, погибла Федра, погиб Тезей. А несчастная Арисия – была ли она вообще?