Дежавю.
Дежавю.
( ...ощущение, что когда – то это уже было).
Гул от работающих лопастей вертолетов, нарастал с неумолимой явью.
Осеннее, иссини голубое небо, удивляло своей неподвижностью, было похоже на кристалл бирюзы. На линии горизонта можно было заметить несколько летящих объектов, это были вертолеты, которые летели парами. Издалека, они, были похожи на летящих жуков. Две пары черных, ощетинившихся ракетами “жуков” не спеша приближались к населенному пункту, расположенному в ущелье между гор. От их звуков, начали почему-то выть, прижимая мордочки низко к земле собаки. Люди, увидев их, бросали все свои дела и спешно бежали к своим убежищам – подвалам. Только они, давали какую – то надежду остаться в живых, для этого, надо было лишь поглубже, “зарыться” в землю.
Через некоторое время подлетевшие вертолеты выстроились на некотором расстоянии селения полукругом, “замерев,” на какое – то время на одном месте, подобно хищнику готовому поразить свою жертву.
Как по команде, “изрыгнув” из себя огонь и ракеты в населенный пункт, вертолеты лениво развернулись, полетели обратно. Ракеты оставили после себя пепельно - черные следы в воздухе и горящие, как свечки дома. В местах прямого попадания ракет, зияли черным нутром воронки, из которых ввысь поднимались струйки белесого дыма медленно расстилающиеся по руинам. Гарь, дым, пыль, развороченные строения, стоны раненных людей, жалобное ржание лошадей, вой собак создавали впечатление, какого – то апокалипсиса. Выжившие люди смотрели на окружающую обстановку и было видно, что их сознание столкнулось с чем-то для них непостижимо несправедливым, бессилие и отчаяние разрывало их разум. Ощущение бездны, черной бесконечности одиночества душил их сердца. Седой старик, сидевший на руинах, около своего уничтоженного дома, смотрел в голубое небо и плакал, плакал беззвучно, тихо. Слёзы, катились по его морщинистым щекам, оставляя на пыльном лице два блестящих чистых следа.
Изида, после долгих колебаний, решилась выбираться из своего убежища – подвала. Он был достаточно вместительный, здесь не были так слышны разрывы ракет, как на поверхности, глубокое расположение и сделанные из бетона своды, надежно защищали, обеспечивая безопасность. Ещё раз, в кромешной темноте она прислушалась, убедившись, что наступила тишина, она встала с матраса, на котором сидела и пошла по направлению лестницы ведущей к люку – выходу из подвала.
Противная дрожь в конечностях и подступившая тошнота не давали ей свободно передвигаться, состояние было около обморочное. Добравшись до лестницы, трясясь всем телом от внезапно возникшего страха, она начала подниматься по ней на “не гнувшихся” ногах. Открыв крышку люка подвала, она с удовлетворением отметила, что расположение подвала было удачно выбрано в некоторой дали от строений. Иначе
могло бы, в ином, случае завалить обломками. Выбравшись из подвала, она с трудом узнавала, в развалинах и грудах мусора некогда процветающую усадьбу. Глазам предстала картина разрушений, кругом кружилась мельчайшая пыль, дым и гарь. Дом не был разрушен, пострадала лишь часть дома, выбиты окна, да кровля превратилась “дуршлаг”. Выпущенная ракета разорвалась не далеко от дома, поэтому в основном пострадали хозяйские постройки.
Со всех сторон неслись либо стоны, либо жалобные завывания животных. Повстанцы в первую очередь добивали раненных животных, так как их слышать не под силу ни какому нормальному человеку.
Кто-то суетливо постоянно бегал взад и вперед.
Изиду вырвало. Немного придя в себя, оглядевшись, она присела на фундамент разбитого сарая, из обломков которого торчали горлышки уцелевших бутылей. Потянув горлышко одной бутыли, она, аккуратно извлекла её, стекло сверкнуло на солнце темно – красным отливом, цветом темного рубина. С трудом извлекла пробку из бутылки, она сделала несколько больших глотков. Откашлявшись, осмотревшись, она аккуратно обратно запечатала бутыль, положила её в корзину с длинными ручками, валявшуюся тут же. Перебросив корзину через плечо, Изида медленно брела по улице, с интересом осматривая остатки деревни. При этом отмечая про себя, в уме, уцелевшие дома, словно играя в какую - то безжалостную не детскую игру: “этот устоял, а этот нет”. В насмешку, природа как никогда показывала себя, во всей своей недостижимой красоте. Она была в золотистом, багряном, торжественном наряде и только холодное, голубое небо безразлично сияло над человеческими судьбами.
Женщина шла, не понимая куда, спотыкаясь и шатаясь, еле передвигая ноги, она брела, переводя свой взгляд с одной стороны улицы на другую.