– Вот ещё! С каких пор ты мне указываешь?
– С каких пор ты перечишь мне, Лиана? – он схватил её лицо горячей потной ладонью и резко рванул вверх, заставляя её зрение рассеяться, будто это лишь сон или полупьяный бред.
– Учил меня быть сильной? Научил, Мирон! Я делаю то, что хочу! И спрашивать тебя больше не собираюсь!
– Ты всегда делаешь то, что хочу я, даже если думаешь по-другому, – теплые требовательные губы впились в рот Максимилианы, надавливая с такой силой, что зубы рассекли тонкую внутреннюю плоть её губы. Насыщенный вкус железа залил язык. Он нажал ещё сильнее в неистовой имитации поцелуя, проникая глубже, пока Лиана не отшатнулась, чувствуя нестерпимую боль, которая на время отрезвила её и выдернула из собственных мыслей.
Максимилиана провела пальцами по глазам, смахивая густые, липкие слёзы. Мирон снова сорвал грубый поцелуй с её сомкнутых губ и, не получив отклика, больно прикусил уголок её рта. Её сердце бешено колотилось, а мир вокруг неё снова рушился. Стены и окна вновь стали свидетелями её очередного провала. Они глазели, вздыхали, стонали и осуждали её молчание.
Мирон одним рывком развернул Максимилиану и бросил животом на кровать. Его рука оказалась в её волосах и резко рванула назад. Девушка выгнулась и задрожала как измученная струна. Тело безвольно подчинялось ему, его давлению. Она ничего не чувствовала, будто душа покинула физическую оболочку. И чувствовала всё, будто была заперта внутри себя и постепенно умирала рядом с ним каждую секунду.
«Хорошо, что в комнате нет зеркал,» – промелькнула мысль в её голове. Она не хотела, чтобы зеркала запомнили их такими, как сегодня. Хотела забыть эту ночь.»
– Лиана, – голос Мирона донёсся из тихой памяти, как раскаты грома и молнии в быстрых электрических вспышках. – Лиана, – вновь позвал он, сдёрнув с неё штаны вместе с бельём и наблюдая, как она комкает в руках покрывало. Максим не отзывалась. Кровь шумела в ушах, подгоняемая безысходностью. Она рассматривала обои, что раньше не замечала. Рисунок, что не подобрали стык в стык нерадивые ремонтники. Раньше она ничего из этого не замечала. Ни нелепого рисунка на наволочке, ни пятна от утреннего кофе на простыне. Но сегодня она замечала всё. Сегодня мысли как паразиты выбирались из её головы и расползались в разные стороны под её ногами.
В стенах что-то задребезжало, а Лиана представила себе огромных крыс, разжиревших на мусоре, что был оставлен и наглухо замурован кем-то в сердце Мирона. Но кем?
«Просто расслабься, – успела подумать она, когда он рывком вошёл в неё и прижал своим весом к кровати. – Закрой глаза и представь, что ты не здесь. Закопай эту ночь и оставь остальные… – слёзы продолжали катиться по её щекам. Она хотела слышать собственное имя, как тогда на белых простынях, а слышала лишь:
– Эгоистичная, злобная …ука, – режущие ядовитые слова выбили из неё хрупкое возбуждение, а вместе с ним и ненависть к самой себе.
[1] «Панельки» — это собирательное название построек из типовых деталей — чаще всего крупноблочных панелей.
Глава 73. Сценарии
Глава 73. Сценарии. Жизнь никогда не следует идеальному сценарию. Мы доверяем свою судьбу неопытному драматургу , что едва умеет пользоваться пером и чернилами. Мы теряемся в смыслах: хотим сказки и думаем, что не достойны её. Мы следуем избитым сюжетам и ждём нового финала. Мы пыжимся и выдавливаем из себя ожидаемое счастье, не позволяя прожить себе жизнь иначе. В печали, в собранности и напряженной работе, в покое и тишине, в бунте и борьбе, в недовольстве собой и жизнью, в сложностях, потерянности и страхе, в одиночестве. Акты в сценарии бывают всякие. У каждого свой опыт и мудрость. Некоторые нужно пройти насквозь, другие нужны для того, чтобы захотеть чего-то другого, нового, лучшего. А некоторые просто случаются, и ничего тут не поделаешь. Несмотря ни на что драматург обязательно наберётся опыта. Важно, вовремя вспомнить, что этот драматург – вы сами, а перо, чернила и чистый лист в ваших руках. Около года назад. Максимилиана. Мимо прошла не одна вечность, прежде чем бесконечная ночь, наконец, начала отступать. Максимилиане казалось, будто она медленно варится в котле. Волны жара захлёстывали её, кружа голову, заставляя тяжело дышать через нос. Пустота разливалась в желудке теплом, словно горячим бульоном. Мрачные тени минувшего вечера вспышками мельтешили под веками, не давая разуму забыть ни единой секунды, ни единого его слова, ни единого его удара. Максимилиана вздрогнула и проснулась. В спальне было совершенно темно, если не считать светящийся циферблат будильника. В 4:44 ночи Мирон крепко обнял ее и прижал к своему горячему телу. Он заболел? Максимилиана начала поворачиваться, но замерла, услышав, как мужчина что-то пробормотал во сне. Что он сказал? Он проснулся? Мирон хмыкнул и дернул Лиану назад, прижимая к своему телу. Грудь Максимилианы сжалась, когда адреналин хлынул в кровь. С колотящимся сердцем она оттолкнула его руку, но та не сдвинулась. Она оказалась в ловушке. – Мама, – единственное четкое слово, которое прорвалось сквозь панику, которая начала захватывать ее. Вздохнув, Максимилиана заставила себя успокоиться. – Это ночной кошмар, – прошептала она. Ей надо его разбудить. – Мирон? Он застонал, пробормотал что-то, но не проснулся. Не сработало. Приступы паники начали захватывать сознание девушки, вызывая желание дергаться и бороться. Мирону снился кошмар, и во сне он неосознанно может снова её ударить. Мысль об этом напугала Лиану настолько, что голос пропал. «Думай. Не паникуй.» – Не может так быть… Не может… – лицо Мирона скривилось от невидимой боли. Лиана погладила его подбородок, пытаясь стереть с его лица выражение полного одиночества. Его лицо на время смягчилось, и он заключил ее в объятия. – Что ты скрываешь от меня, Мирон? – теперь, когда он снова затих, Максимилиана наконец-то смогла сконцентрироваться на произошедшем. Единственное слово, которое она разобрала, было – мама. – Я лучше, чем он, – он уставился на нее сквозь сон, и горе в его глазах сменило замешательство. Он страдал. Мирон отстранился, увеличивая расстояние между ними, тщетно пытаясь отделаться ото сна и неотпускающего наркотического опьянения. – Могу я чем-нибудь помочь? – Лиана провела ладонью по простыне, коснулась его предплечья и потянулась вниз, к его крепко сжатым кулакам. Она провела большим пальцем по его распухшим костяшкам. – Я говорил во сне? – Мирон держался в стороне от нее, пытаясь выровнять дыхание. – Тебе приснился кошмар, – когда ее глаза привыкли к темноте, она смогла разглядеть черты его лица. – Мне не снятся кошмары, когда я в тебе, – Мирон наклонился ближе и прижался лбом к ее лбу. – Моя шибари, давай пошалим… – Мирон, пожалуйста, нет… – она боялась пошевелиться, скованная его взглядом, пылающего ненавистью, что поразила ее прямо в сердце. – Моя шибари… – беспрестанно шептал Мирон уже у самого уха Максимилианы. Он словно спал наяву или бредил, покрывая поцелуями её шею и линию подбородка, заставляя извиваться в его руках. – Я не похож на него. Не похож, – его поцелуи становились настойчивее и жёстче. Он не замечал, как по её щекам катятся слёзы. Сил сопротивляться Мирону у Максимилианы не было. Она наскоро переводила дух от его тесных объятий, что сменялись удушающими тисками, прикидывала возможности побега. Итогом каждого варианта были шансы, равные нулю. А точнее, такой малой величине, которой нашлось бы место в уравнениях и формулах высоколобых ученых, разглядывающих молекулы в свои электронные микроскопы, – но никак не в построении тактики, ведущей к чему-то иному, кроме поражения. – Тебе нельзя участвовать в гонках, – шептала она, нежно прижимаясь к пульсу на его шее. – Нельзя… в таком состоянии, – сердце Лианы бешено колотилось в груди, заставляя голову пульсировать. Сделав несколько рваных вдохов, она пыталась успокоиться. Гнев и отчаяние клокотали в груди, она чувствовала, как наливаются жаром щёки, и сдерживалась изо всех сил, чтобы не сорваться на крик. Используя возможность, Лиана подвинулась ближе к Мирону, в попытках победить его агрессию своей нежностью. – Пожалуйста, – без устали повторяла она. Казалось, что все её мышцы медленно расслабляются, и Максимилиана погружается в него полностью, меняя положение и кладя голову ему на грудь. Она прижалась к нему щекой, чувствуя, как медленно и ровно бьется его сердце. Соприкосновение их кожи создавало связь, не сексуальную, а намного более сильную и уязвимую. Каждый вдох, который они делали вместе, казалось, только связывал их крепче. – Ты боишься того, что я проиграю или настолько в предвкушении моей победы? – неожиданно он оттолкнул ее от себя, а его зубы впились в ямку на её шее. С той силой, что у нее осталась, Лиана смогла лишь заскулить. Укусы запустили волну обжигающей боли от затылка к ногам. – Я больше не могу так, – слёзы вернулись с новой силой. В этой комнате, на этой кровати всё будто происходило в другом темпе. Словно Максимилиана двигалась слишком быстро, а всё осталь