– Очень хотел найти тебя…
– В блокноте? – переспросила Максимилиана.
– В жизни, Максим. В жизни.
Его слова, как магниты находящиеся близко к приборам, сбивали с толку и заставляли забыть о том, что Максимилиана уже долгое время сидела на неудобной деревянной тумбе, которая гнусно поскрипывала направляющими колесиками. Колесиками, не желавшими безучастно стоять в сторонке, не нарочно подталкивающими Максим еще ближе к Тимуру.
Чтобы избежать потери управления над шатким объектом «передвижения», Максим поднялась с капризно ерзающей тумбы, тем самым оказавшись с Тимуром лицом к лицу.
– Ты можешь просто сфотографировать рисунок, – предложила она. – Если хочешь, конечно.
– С удовольствием, – выдохнул Тимур, отступив назад, чтобы взять сумку с фотоаппаратом.
Теплое закатное солнце озаряло всю комнату золотисто-рубиновым светом. Светом, который, отражаясь от выложенных блестящей мозаикой стен, рассеивался на множество радужных солнечных зайчиков, безудержно пляшущих тут и там.
Сделав пару кадров, Тимур подошел к Максимилиане.
– Теперь у меня есть твое фото, безумный художник, – улыбнулся он.
– Я сделаю вид, что забыла о том, что ты снимал «гонки Хантеров», – ядовито подметила Максимилиана.
– Это фото отличается, – объяснил Тимур. – Это фото попросила сделать ты, Максим.
Тимур обошел ее со спины и вновь заключил ее в кольцо своих рук, в которых держал камеру.
Она почувствовала обжигающее тепло его тела, его дыхание на щеке.
– Я хотел показать, что получилось. Именно поэтому подошел поближе… – прошептал он у самого ее уха.
Максим с точностью до ста процентов была уверена, что в этот момент он улыбался, хотя она не могла видеть его лица.
– Будем думать, что я поверила этим хитрым ямочкам на твоих щеках, Тимур, – заговорщицки прошептала Максимилиана в ответ.
– Обожаю, когда ты зовешь меня по имени. Иногда жестко, иногда ласково. Я начинаю привыкать к этому, – Тимур щелкнул кнопкой и включил камеру. – Еще пару раз – и я не смогу без этого жить, Максим.
На экране Canon появилось фото. Застывший портрет Максимилианы с парящей длиннокрылой ласточкой на шее.
– Обещай, что мне ты тоже нарисуешь ласточек, – еле слышно добавил Тимур. – А еще лучше – место, куда они стремятся…
Глава 24. Пытка касанием
– Обещай, что мне ты тоже нарисуешь ласточек. А еще лучше – место, куда они стремятся, – дыхание Тимура коснулось ее шеи, и Максимилиана невольно прикрыла глаза от удовольствия.
Напряжение, повисшее в воздухе, сгустилось настолько, что стало осязаемым и невыносимым. Обжигающие искры взаимного влечения проскакивали между ними, создавая в пространстве статическое электричество, которое с бешеной силой притягивало их друг к другу. Притягивало и сводило с ума.
– В момент, когда мы оба молчим, я тешу себя надеждой, что ты думаешь о том же о чем и я, Максим, – она почувствовала, как горячие губы Тимура дотронулись до ее затылка, как он жадно вдохнул ее аромат. – Ты пахнешь летом, сандалом и апельсинами. Для меня этот запах как «маковый сок»[1] для наркомана – вызывает зависимость, не дает спать по ночам, – горячий шепот Тимура щекотал границы ее самообладания. – Но я не хочу получить спасения. Пусть я останусь зависимым.
«Что же я делаю?» – очнулось холодное «я» Максимилианы. – «Куда исчезли мои постоянные спутники? Злость, ненависть и недоверие? Переехали на ПМЖ к другой грубиянке? Сбил меня с толку своим шепотом. Напридумывала себе невесть что. Берег, пляж, поцелуи». – Максим отпрянула от Тимура, будто ее ужалили.
– Что случилось, Максим? – Тимур уставился на Максимилиану, пытаясь разобрать причину ее перемены.
– Ничего, – выпалила она с легким оттенком злости.
– Не хочешь рисовать? – переспросил Тимур.
– Не переживай, я сдержу обещание, Вермут! – пуще прежнего рассердилась она.
– Кажется, этот проснувшийся в тебе еж съел ласковую и нежную ласточку, – нахмурив брови, язвительно подметил Тимур.