Он был единственным сыном в семье зажиточных родителей, которые души в нем не чаяли. И когда он в восемнадцать лет вдруг решил жить самостоятельно и ни от кого не зависеть, отец сумел настоять на том, чтобы упрямый Влас согласился хотя бы на квартиру.
Несмотря на баснословную сумму, выложенную его родителями за это гнездышко, Влас вот уже более шести лет умудрялся выплачивать им долг, участвуя во всевозможных конкурсах и мировых состязаниях барменов. Ведь он был из тех людей, которые не привыкли быть в долгу у кого-то, в том числе и родным.
Для Максимилианы была выделена комната на первом этаже. Огромное помещение с панорамными окнами, отдельной ванной и уютным раскладным диваном.
Максим любила это место за то, что именно здесь с помощью друга она обрела первую в своей жизни художественную мастерскую. Мастерскую, в которой она могла творить днями и ночами, а после засыпать на подушке, когда вдохновение уже излито на холст, а последние силы покидали ее ладони.
Влас даже не ворчал, что обивка дивана давно заляпана разноцветными пятнами, а по квартире иногда катаются мелки, кисточки и куча всяких нужных вещей творца.
Сам Влас всегда обитал на втором этаже. Домой чаще приходил только ночевать, а все остальное время посвящал работе. В редкие вечера, сговорившись с Максим, они собирались у телика за бутылочкой Bud(а) и пиццей «четыре сезона».
Ранним утром в квартире было так тихо, что Влас засомневался, возвращалась ли Максимилиана домой. Он бесшумно вошел в мастерскую и застал подругу спокойно спящей на диване. Руки Максим как всегда были испачканы то ли краской, то ли углем, то ли карандашом, и это означало, что ночь прошла у холста.
– Дома. Это главное, – успокоившись, выдохнул Влас и отправился в сторону кухни.
Сквозь сон Максимилиана почувствовала аромат свежесваренного кофе. Ноты арбузного сиропа приятно защекотали в носу и заставили открыть глаза.
– Только ты знаешь, чем поднять настроение с самого утра, – улыбнулась она другу, забирая высокий стеклянный бокал с горячим напитком.
– Годы практики, детка, – засмеялся он, внезапно зацепившись взглядом за новое творенье Максим.
С холста на него смотрел портрет мужчины. Его взгляд казался настолько живым и глубоким, что становилось не по себе от его «настоящего» присутствия. Взъерошенные волосы. Маленькая точка на щеке, похожая на родинку. Все было настолько подробно, что складывалось впечатление, будто портрет рисовали с натуры.
– Ты все же нарисовала его! – почти выкрикнул Влас, подойдя к картине и с интересом разглядывая портрет.
– Это… это… просто нашло… Вдохновение, – заикалась Максим.
– И кто же наш Мистер Тин? – поинтересовался Влас, не отводя глаз от нового шедевра.
– Мистер Тин? – переспросила подруга, удивленно поглядывая на собеседника.
– Конечно, Т-и-Н! Твой и Ничей больше! – иронизировал он, явно испытывая ее терпение.
– Я не буду продолжать этот разговор… Лучше скажи, где мой старый шлем? Я хочу опробовать новый эскиз сегодня, – перевела тему Максимилиана и встала с дивана.
– Наверху, кажется, – сказал Влас вслед удаляющейся подруге. – А ты теперь его будешь с собой возить или он будет здесь меня нервировать? Мне как-то неуютно когда он рядом. Такой живой Мистер Тин… Жуть.
– Не смотри ему в глаза! – закричала с верхнего этажа Максим.
– Ооо, Макс, раз ты там, скинь мне носки! Я снова забыл их в шкафу.
– Еще хоть слово услышу про Мистера Тин, и я скину что-нибудь потяжелее. Понятно, Влас? – спросила она, перевесившись через перила, а после, четко прицелившись, швырнула в него клубком.
– Яснее некуда, детка! – закричал в ответ Влас. – Где же тебя искать, чувак? – тихо добавил он, обращаясь к портрету.
Глава 5. Кэти
В баре «Мамонт» этим вечером было довольно людно.
Все, кто пришел, желали отметить всенародный еженедельный праздник Великой пИтницы.
Максим заняла одиночный столик у окна вместо того, чтобы привычно сидеть за барной стойкой, где и без того была куча народу.
Бар напоминал огромный муравейник, где собралось все разнообразие видов насекомых-людей.