– Давай завтракать, Ласточка моя, – весело добавил он, отстранившись, как ни в чем не бывало, продолжив накрывать на стол.
«Ты уже моя. Сомневаешься, но уже сдаешься…» – подумал про себя Тимур, улыбнувшись своим мыслям.
Глава 32. Завтрак
Максимилиана не могла отвести взгляда от Тимура, беззаботно вытанцовывающего круги от плиты до обеденного стола и напевающего что-то себе под нос.
Взъерошенные черные волосы. Родинка на левой щеке. Улыбка, больно бьющая по лбу своей искренностью и открытостью. В мысли вновь попал вирус его обаяния, и никакой Касперский[1] здесь не смог бы помочь, даже заранее распознав его причину.
Черные джинсы, безупречно сидящие по фигуре. Белая, неидеальная, мятая рубашка с небрежно расстегнутым воротником и закатанными рукавами. Чересчур притягивает и неуверенно… отталкивает. Безукоризненный и несовершенный – одновременно.
Настоящий.
От череды беснующихся мыслей у Максимилианы пересохло во рту. От голода урчало в животе. А тараканы в голове устроили совещание с рупором «кто-кого-переорет».
«Кто же он, этот Вермут? Где он достал вещи? Наверняка это его дом? Может, это холостяцкое гнездышко, и он возит сюда своих? Тогда почему ванная пуста? Нет. Слишком уж здесь уютно и по-домашнему… Что он там говорил про день вопросов и ответов? Посмотрим, что расскажет загадочный Вермут», – наконец голод стал побеждать хаос, творящийся в голове у Максимилианы, и свел все мысли к кратким «еда-поесть», «Тимур-ой-все такое».
Кухня наполнилась ароматами свежих ягод, сладкой выпечки и горького утреннего кофе. Запахи разбудили аппетит пустого желудка Максимилианы, а взгляд Тимура, поставившего на лакированный стол огромное блюдо с «завтраком-на-двоих», поджег ее фантазию и спалил дотла весь список подготовленных ею вопросов.
Максимилиана переключила все внимание на еду, стараясь собраться в единый пазл, развалившийся под невыносимой силой его притяжения. Она старалась не смотреть на него, на его глаза и губы, которые гипнотически действовали на нее, как на голодного хищника, который поджидал свою жертву.
Сводящее с ума желание. Мучительно острая потребность – прикоснуться.
Дыхание сбилось и больно стучало по легким.
«Собери себя в кучу, Максим!» – обратилась она к самой себе.
– Ты вкуф-фно готовиф, – пробурчала Максимилиана с набитым ртом, чтобы хоть как-то скрыть свое волнение от Тимура и наконец разбавить накаляющееся между ними напряжение.
– Ничего особенного. Сырники и кофе, – губы Вермута тронула легкая улыбка. Ни капли смущения. Ни капли надменности. Ни намека на заносчивость.
– Ты хочешь нарваться на комплимент? – Максимилиана вопросительно приподняла бровь, глядя на Тимура, одновременно щедро заливая медом очередной сырник и засыпая съедобное творение горстью свежей земляники.
– А ты сладкоежка, – улыбка Тимура стала шире при взгляде на Максимилиану, резво уплетающую за обе щеки сладкий завтрак. – Теперь я знаю, чем тебя покорить.
– Ищешь легких путей? – Максим сделала щедрый глоток кофе и, поставив кружку на стол, вызвала Тимура на поединок одними глазами.
– В обороне тебе нет равных, но я найду лазейку к твоему сердцу, – парировал Тимур, мгновенно утонув в бездне ее серых глаз.
– У меня нет слабых мест. У тебя ничего не выйдет – первый выпад на стороне Максимилианы. Счет один-ноль.
– Хочешь, поспорим? – не унимался Тимур. В его глазах вспыхнули солнечные зайчики, похожие на чертят, переодетых в карнавальные костюмы и водящих хоровод.
– Даже интересно, как ты будешь доказывать? – ответила вопросом на вопрос Максимилиана.
– Нежностью, Максим. Исключительно нежностью, – снова эта заразительная улыбка и притягательные ямочки на его щеках, что заставили Максимилиану отвести взгляд в сторону.
– Любишь спорить? – она пыталась игнорировать его слова, но сердце заплясало как ужаленное, исполняя бешеную чечетку в ее груди.