Чувством, которое с каждым днем все острее ощущалось и больнее щемило в груди.
Там, где сердце.
На днях Кэти случайно проболталась Максим об этом чудном балкончике, неизвестном для местных офисных «жителей» и неприметном для прохожих. Он располагался как раз напротив входа в бар «Мамонт». В это «тайное» место можно было попасть, если миновать пару пролетов ступеней. Офисные работники так привыкли пользоваться скоростным лифтом, что просто не подозревали о его наличии.
Максимилиана приходила сюда уже третий день перед очередной бессонной «Ночью тату» в «Мамонте» и долго разглядывала входящих в бар постояльцев и незнакомцев.
Она стояла, опершись на перила, и сжимала в руке пачку сигарет. Курить не хотелось, но сигареты успокаивали.
Максимилиана достала из кармана зажигалку и подожгла никотиновую злодейку.
Дым с ароматом ментола смешался с запахом дождя. В носу щекотало и хотелось плакать, но на ее лице царило неподдельное спокойствие. Может, это была надежда. Надежда, что он все же появится.
Долго и бесцельно глядя сквозь тлеющий огонек сигареты, она безысходно выдохнула: «Это все. Он не придет».
Затушив сигарету, так и не притронувшись к ней, Максимилиана направилась в сторону лестничной клетки, а там… вниз по ступеням.
***
«Мамонт». Три дня его зал похож на поле боя. Он разделился на два лагеря: мастеров и заказчиков, развлекающихся и выпивающих.
Первый лагерь тихонько творил, а второй оккупировал барную стойку и вот уже которую ночь опустошал запасы алкоголя, припасенного с каменного века. Женская его часть славно подвывала в помощь караоке, делая эту ночь невыносимой. Без конца и без края.
Наконец длинная ночь медленно превращалась в раннее утро. Здесь вновь было нестерпимо душно.
Здесь Максимилиана определенно чувствовала себя гораздо хуже. Физически и морально.
Было паршиво.
Паскудно. Обидно. Досадно.
«Сама виновата» – вторил ее разум, и был прав.
«Достало все. Это никогда не закончится?» – раздражение, как волны, то накатывало, то отпускало. – «Чувствую себя побитой собакой, словно муза покинула… Не тянет рисовать. Не тянет работать. Будто ты болеешь ангиной, когда тебе жуть, как хочется мороженого. Когда не хватает кислорода… Хотя бы один вдох ЕГО - самого. Хотя бы глоток… вдохновения.
Он не придет. Не придет?
Я схожу с ума.
Хочу его. Ясно и чисто. Грязно и быстро. Все равно.
Пздц, Максим. Это край.
Руки дрожат.
Тимур.
Не представляю, как дальше жить без него. Не рисовать его. Не дополнять портрет новыми деталями.
Нет стимула. Нахер вашу хваленую мотивацию. Нет ее. Словно камнем по башке ударили… а промазали и ударило прямо в…».
– Привет, Макс! – за ее спиной раздался знакомый голос, с особой теплой хрипотцой. – Наша девочка снова грустит, или ее кто обидел?
– Юду!! – Максимилиана, будто проснувшись ото сна, бросилась на шею крупному седовласому мужчине, одетому в неизменные кожаные штаны и майку-борцовку.
– И я скучал, королева «Хантеров»! – в голос рассмеялся старик. От его слов Максим поменялась в лице, но чтобы спрятать настоящие чувства натянула на лицо кривую улыбку.
– Какая же я королева? Уставшая и помятая! Без свиты! – Максим звонко засмеялась, но смех показался дрожащим и неестественным.
– У меня словно дежавю, детка. – Юду приподнял ее лицо за подбородок. – Голос дрожит? Глаза не горят как раньше? Случилось что?
– Нет. Просто устала… отвыкла… наверное. – От упоминания слова «дежавю», которым она назвала Тимура при первой встрече, внутри все перевернулось. Она пыталась оправдаться, стараясь отвести взгляд в сторону, но не удавалось.
– Это хорошо, что все так. А то у меня для тебя сюрприз. Не хотелось бы, чтобы ты была в плохом настроении, – загадочно продолжил Юду.
– Сюрприз? – Максимилиана уставилась в теплые, потускневшие от возраста голубые глаза.
– Ну да. Хочу вернуть тебе пропажу.