Долгое время он пытался забыть про неё, но мозг старательно подкидывал непрошенные флешбэки – те, что Мирон пробовал запомнить и выучить наизусть. Но жить с этой памятью оказалось невыносимо.
Он ненавидел себя. За то, что ему всё в ней нравилось. За то, что столько раз сделал ей больно. За то, что не был рядом, когда был ей необходим. Он точно знал, что любого убьёт за неё, если потребуется. Но как наказать себя – не придумал.
– Я даже спрашивать не буду, зачем ты приехал, – начала разговор Максимилиана, не торопясь открывать глаза. Она неторопливо приподнялась на локтях, открывая взору красивую грудь, устало посмотрела на Мирона.
– Я и сам не знаю. Наверное, я просто – придурок, – ладонь Мирона остановилась у края ее спины, неспешно опустилась ниже, ненастойчиво скользнула между ее бёдер. – Решил в гости напроситься. Пустишь?
Она хотела сопротивляться, но сердце больно чертыхалось рывками в груди. Его взгляд по-прежнему жарко блуждал по её телу. Она уже и забыла, каково это – быть с ним рядом, смотреть в его темнеющие от желания глаза. Он всегда смотрел так по-разному. Как смотрит несчастный щенок на любимого хозяина. Как голодный волк на загнанную добычу. Как запойный пьяница на очередную порцию желанного алкоголя.
– Как твоя цыпочка Лизочка? Не пострадала? – его пальцы горячими волнами рисовали круги и линии меж ее бёдер, протяжно бродили по краю дозволенного, нарочно доводя Максимилиану до неисполненного, но уже такого желаемого. – Ну же улыбнись мне, скорбящая птичка. Признайся, что скучала, Лиана моя.
– Меня зовут Максим, – едва слышно прошипела Максимилиана, задыхаясь от необузданного желания рядом с ним. – Я ненавижу тебя.
– Мы снова врем, друг другу, любовь моя, – выдохнул Мирон у ее губ, приблизившись к ней вплотную. – Ты не хочешь, чтобы кто-то звал тебя Лиана, потому что только я тебя так называл. Только я. Моя девочка. Моя сука. Моя веревка для шибари[1]. – пальцем свободной руки он провёл по ее губам, залечивая касанием истерзанные поцелуями уста.
– Пошёл ты, Мирон, – процедила она, чувствуя, как его дыхание скользит по ее лицу. Слишком близко.
– Теперь я не Воланд? Снова Мирон? – он довольно ухмыльнулся. – А ты снова мокрая, – он провел пальцами по сокровенному, давая ей шанс убедиться в его словах. – Не задумывалась, почему тебя каждый раз предает собственное тело, когда я рядом, Лиана моя? Когда ты в моих руках?
Максимилиана отвернулась, чтобы не видеть его бесконечно черных глаз, чтобы не пересекаться взглядами.
– Я слышу, как шумят твои лёгкие, проваливаясь на выдохе. Не пыхти и не сдерживайся, любовь моя. Признайся, у нас и не могло быть по-другому, – ей казалось, что его забавлял отклик ее тела. На любое его слово. На любое его касание. На любой сладкий липкий намёк. – Любить тебя – еще один мой талант, Лиана. Смирись.
– Я смирилась, но как видишь давно. Год назад смирилась, Мирон, – Максимилиана соскочила с дивана, метнулась в сторону двери, застыла на мгновение, спешно натягивая на себя его куртку, застегивая замок. – Поняла, что вся эта твоя любовь #уета. Я готова была на всё ради тебя…
– Без трусов меня покинешь, любовь моя? Не протянет сквозняком мокренькую-то? – он поймал ее за руку и жёстко притянул к себе, заключая в плотное кольцо своих рук. Не упуская ее из тесных объятий, аккуратно подтолкнул к стене, лишая возможности отступить. – Я смирился с тем, что я – злодей в твоей истории. Ты превратила меня в того, кем я был нужен тебе, чтобы твоя внутренняя драма имела для всех смысл. Мне нет смысла быть хорошим для всех. Мне похер, что подумают остальные. Мне нужна только ты. Без тебя я не уйду. Услышь меня, как слышит твоё тело. Только ты. Я хочу тебя. Быть обычным человеком. Трахаться с тобой. Там, где приспичит, потому что желание застало врасплох. Целовать тебя. Смеяться с тобой. Драться и соревноваться. Я скучал. Пзц как скучал, – голос Мирона стал хриплым и прерывистым. – Вернись ко мне, Лиана моя. Сама вернись. Или я тебя заставлю.
– Мирон, отпусти, – Максимилиана подняла робкий взгляд и заглянула в бездну потемневших глаз.
– Я скучал по тебе, Лиана, – он игнорировал ее пустые попытки вырваться. – По безбашенным губам, – он провёл по ним языком, срывая ее кроткий всхлип. – По умопомрачительной коже, – поцеловал дрожащий подбородок. – По сладкому аромату, – прошептал у самого уха, прикусил мочку. – По твоему вкусу, – его пальцы собрали её сок, предательски стекающий по бёдрам. Мирон демонстративно снял с него пробу и улыбнулся как сам дьявол.