Я счастлив-то был лишь раз. Всего раз за мою долгую жизнь! Я помню это странное чувство: осязаемое, лёгкое, неповторимое. Спустя столько лет, осознал, что у меня есть собственный момент, когда я был по-настоящему счастлив! Наверное, с возрастом становлюсь сентиментальнее. Долго я шёл к этому осознанию, мам. Пришёл вот поделиться. Я вспоминаю тот весенний день, как что-то волшебное. Ту аномальную яблоню в парке у больницы, помнишь? С цветами цвета бургунди? Она до сих пор цветет в день её рождения. Каждый год. Несмотря на майский снег, ветра, грозы. Я был счастлив, мам. Не каждый день, как обещал. Но в день, когда я взял её на руки – точно. В тот день я простил вселенной всю боль, что она мне причинила. Что забрала тебя. Что всё так, как случилось.
Я слишком много думаю, мам. Много и обо всём.
Часто люди ищут смысл жизни, часто связывают его с чем-то или кем-то. Но часто случается так, что для многих людей смысл их существования – проблема. «Нет проблем – нет жизни» – их негласный девиз. Когда всё слишком хорошо, появляется необоснованная тревожность и ожидание подвоха. Страхи, так же, как и мысли существуют сами по себе. Им вовсе не нужны реальные объекты. А, как известно, мысли имеют свойство притягивать обстоятельства. Вывод? Я сам виноват.
Я растил драму в своей жизни как любимое комнатное растение, удобряя его с безумным рвением и отвагой, думая, что проблема лишь во мне. Но это не так. Мы встречаем в жизни отдельных людей и их решения не зависят от наших.
Я был настолько разным, но таким рваным, как сегодня, пожалуй – ни разу. Соль в ранах уже не помещается. Такой вот я неудачник. Никогда не думал, что мне будет так спокойно именно здесь. Так тихо, что, кажется, я слышу стук собственного сердца в этой тишине… И стук твоего.
Мне не хватает тебя, мам. Только сейчас, сидя у безмолвного камня, могу это сказать. Могу говорить. Мне не с кем поговорить, мам. А был бы человек, я бы не знал, что сказать. В моем маленьком мире вновь рухнул потолок. Поэтому я здесь. Давай раскрасим это место, как ты и хотела, пока дождь не вернулся, – слова закончились. Они были не нужны. Самая родная женщина по-прежнему улыбалась Тимуру с камня. По-прежнему была ему поддержкой, хоть и не была рядом.
Калитка завопила ржавым скрипом, когда он уходил. Здесь всегда горько пахло срезанной травой и полынью. Так он помнил. Сегодня ему не стало легче. Но в следующий раз всё будет по-другому. Обязательно…
[1] Батик – искусство рисования на ткани без печати и вышивки.
Глава 62. Чужая боль.
Когда ты виновен в боли человека, самое страшное – видеть результат этой боли: презрение, надменность, грехи. Те демоны, которых ты бережно убаюкивал своим присутствием, вырываются на свободу.
Дождь нещадно бил по лицу, будто решил перевыполнить норму осадков за год. Максимилиана стояла у ворот двухэтажной усадьбы Тимура, но безжизненный дом говорил о том, что его давно никто не навещал. Его хозяина не было в зале, на кухне и в спальне. Он не брал мобильный, его не было в онлайне. Милый автоответчик по имени Ева деликатно записывал очередное сообщение для абонента, что находился вне зоны доступа. Максимилиана звонила настырно, будто палец прилип к кнопке автодозвона, но слышала лишь гудки с равным интервалом, которые сменялись переадресацией на андроид. В том, что записанные речи никем не были замечены, Максимилиана была почти уверена.
Ей казалось, что весь путь сюда она прошла пешком, а не примчала на своей Хонде. Ладони обжигало холодом, а легкие горели, будто адским пламенем, делая каждый новый вдох пыткой для её измотанного организма. Будто она пробежала марафон в пару километров, а сейчас сил бежать больше не было. Она безысходно дёргала дверь калитки и что было сил, звала в пустоту. Но ночь отзывалась лишь шумом дождя и шуршанием листвы.
Ледяной воздух пробирался под одежду колючими мокрыми лапами, но Максимилиана не чувствовала ни холода, ни пространства вокруг себя. Она беспомощно сползла на грязный асфальт, совсем позабыв о том, что может замерзнуть или, что случайные хулиганы с лёгкостью могут схватить её прямо здесь.