– Прости.
Акаш возвращается ко мне, а невестка лёгкой тенью ускользает из гостиной. Но до конца не уходит: я вижу краешек её сари, торчащим из-за угла; Паяль притаилась за дверью. Подслушивает? Совсем интересно. А брат вновь присаживается в кресло.
– Она такая впечатлительная! Последние месяцы перед родами даются нам нелегко.
Угу, как же.
– И… Как её зовут? – помедлив, спрашивает брат, а у меня в голове шахматная партия: сказать или нет? И как именно сказать, ибо теперь это уже вопрос принципа.
– Канта, – чётко ответил я и буквально ощутил, как все выдохнули.
Да что происходит, чёрт возьми?
– Звучит очень по-индийски. Где ты её встретил?
Акаш улыбается, но уже неискренне. Я же лопатками чувствую устремлённый на меня издалека взгляд Паяль. Вот тут всё в душе ощетинивается, не желая раскрывать тайну. Это словно рассказать подробности нашего с Кантой свидания, вплоть до того, как я её чмокнул в губки.
– Не важно, – резче, чем планировал, отвечаю я. – Тут на Манхэттене много улочек.
И снова все выдыхают. Кожей чувствую наступившее расслабление, накрывшее моих собеседников.
– Знаешь, что, – говорю брату, словно ни в чём не бывало. – Оставайтесь тут. Устроим Паяль в лучшую клинику, а когда родит, соберём семью. У меня места на всех хватит.
Акаш отнекивается, говоря, что дома удобнее. Там нани, Анджали, мамми-джи – целая армия женщин, которые хотят встретить младенца первыми и сразу увидеть. Плюс семья Паяль. Брат говорит ещё что-то, увлекается, машет руками, а я насторожено улавливаю как исчезает из-за двери краешек сари Паяль. Ладно, дорогие родственнички. Думайте, что усыпили мою бдительность. Простившись с братом, я встаю, грохнув стаканом о стеклянный столик. Говорю, что иду спать. А шествуя по коридору давлю в себе желание зайти в комнату к Паяль и задать той ну очень «наводящие» вопросы. Однако не стоит, девушка в положении. В спальне плотно закрываю за собой дверь и мну, массирую переносицу: думай, Райзада! Ты должен с этим что-то сделать! Слишком много тайн вокруг. Паяль при беседе за столом снова испугалась, и сейчас… Её яркий страх от национальности совершенно незнакомой девушки. Впечатлительность в связи с интересным положением? Не верю, пусть Акаш не рассказывает. И чем больше я размышляю о том, что произошло, тем больше убеждаюсь в своей правоте.
Для раскрытия тайн решил начать прежде всего с себя. Ложусь на кровать и, откинувшись на подушки, погружаю себя в воспоминания, которые доктор ворошить не велел. Впрочем, это не совсем воспоминания, а так… тени, что при усилиях их оживить вызывают дикую головную боль. Накатывают они всегда обжигающими приступами, что в итоге хочется взвыть или постучаться головой об стенку, лишь бы прошли. Но плевать на приступы. Если это поможет, то разворошить следует даже осиное гнездо. Буду двигаться поступательно, по миллиметру. Итак, что я помню… В висках закипает боль, но я её упрямо игнорирую.
Страшная авария в Индии разделила мою жизнь на до и после. Новый отсчёт начался с больницы, когда я открыл глаза и осознал себя в этой реальности лежащим на постели, посреди попискивающих приборов, опутанный трубками, в палате насквозь пропитанной медицинскими запахами. Встревоженная родня находилась рядом. И сразу много суеты, радости, как только я открыл глаза и море моей внутренней паники, едва я осознал, что часть событий просто стёрло из памяти. Я их не помню. Провал. Темнота. В том числе сам факт аварии. При этом прекрасно вспоминалось всё, что происходило со мной в детстве и более позднем возрасте, или было связано с бизнесом. Родственники долго переглядывались, когда узнали об этом. Пришедший доктор говорил длинные и умные слова, поясняя явление. А я пребывал в шоке от того, что, оказывается, пролежал в состоянии сопора перешедшим в поверхностную кому около месяца. При этом у меня сохранялись реакции на сильные раздражители: боль, звук, зрачки реагировали на свет, остались рефлексы глотания и дыхания, что внушало родне надежду на моё возвращение к жизни, иногда наблюдались судороги, но полностью отсутствовала осознанная двигательная активность.
Вторым шоком стало то, что после аварии меня парализовало. Вся нижняя половина тела утратила чувствительность, и я не мог ей управлять. Пока женская часть семьи билась в истерике, Акаш, Нанке – мой австралийский кузен, присутствующий тут же – и я, детально выясняли у врача что с этим делать. Доктор обнадёжил: сказал, что паралич наверняка временный, вызван той же черепно-мозговой травмой, что я получил при аварии, но когда тот пройдёт предсказать не может. Сильный удар по голове, сотрясение, а также – он полагал – нервное воздействие, сыграли со мной злую шутку. Я оставаться инвалидом не пожелал. Со свойственным мне упорством взялся за восстановление, потребовав от врача обрушить на меня все возможные процедуры. Понятия не имею как они назывались, но меры помогли. Иной раз я думал, что не выдержу. Бывало, падал от физических нагрузок на пол, истекая холодным потом и тысячи ледяных игл вонзались в тело, но я жалеть себя запретил. И родственникам, и себе самому. Три месяца потребовалось на реабилитацию. Одновременно я затребовал в палату необходимую технику, свой ноутбук и работал из больницы, не бросая родную «AR». Тут наблюдалась двойная выгода: мне было интересно, что я помню из управления компанией – как выяснилось ничего не забыл, и ощущение сопричастности, нужности. Всё-таки что не говори, а быть выкинутым на обочину жизни ужасно досаждает. Ну и конечно я держал руку на пульсе компании, что оказалось не лишним. Через три месяца я полностью восстановился и вернулся в компанию на собственных ногах. Мне даже кажется, что я стал сильнее, чем был раньше.