Сзади послышались догоняющие торопливые шаги.
«Эй, девка, ты чего?» – грубый голос недавнего грабителя пытался остановить. «Ты чего это удумала? Куда направляешься? Ну-ка стой!»
Он дёрнул меня за руку, разворачивая к себе лицом. Что уж он там увидел осталось мне неизвестным, но рассмотрев меня подробно, он поскрёб в затылке грязной пятернёй.
«Понятно», – процедил бандит. «Рассказывай, давай».
И то, что этот отверженный прямолинейный человек пожалел меня, когда не смогла родная семья, заставило меня завыть и осесть на землю. Поведать всё, кроме нашей тайны с Арнавом.
«Раз ты приёмная в семье, то это не так страшно», – деловито заключил мужчина, когда я высказалась, размазывая по лицу грязь и слёзы. «Ясное дело, что ты их любишь, но дрянь такая мать, которая отказалась. Вот что… – он снова почесал слипшиеся без мытья волосы, перешёл на тёмную, заросшую щёку. – Пойдём, сведу тебя кое-куда. Не бойся, не обижу. И там не тронут. Но цепку с колечком не отдам, уж не сердись. Это моя законная добыча, мне на неё неделю жить».
Мне было всё равно куда идти и так я очутилась в общине парсов. Убеждённость в голосе бандита подействовала благотворно и больше об обрыве я не вспоминала. В общине, узнав, что я дочь кондитера, мне быстро нашли дело. Я пекла сладости, которые получались у меня в любом состоянии хорошо, и их относили на продажу. Насколько я знаю, родная семья меня не искала, а я каждую ночь бегала в больницу к Арнаву. Иногда мне удавалось пробраться к нему, иногда нет. Снова помогли парсы. От грабителя они знали мою историю и жалели. Одна девушка из общины работала в той клинике медсестрой, и в её смены проблем вообще не возникало. Счастьем были те моменты, когда у меня получалось не просто посмотреть на Арнава через стекло, а войти к нему в палату и положить ладошку на лоб. В относительном сознании Арнав пробыл недолго, всего пару суток, а на третий день впал в кому. Память так и не вернулась к нему, со мной он больше не говорил. Периодически его мучали судороги, и когда я видела, как бьётся его сильное, поджарое тело, мне казалось, что меня рвут на куски. Я удерживала, пыталась укрыть его собой, представляя, что забираю боль. Неважно что он мне наговорил, лишь бы жил! В то время я очень часто молилась Богине, выпрашивая у неё для мужчины сил. Сработали ли молитвы, или просто так совпало, но упрямый Райзада пришёл в себя. Я снова пробиралась тайком посмотреть на любимые черты, однако близко не подходила. Знала, что память так и не вернулась к нему и Арнава словно переключили. Трубок вокруг его тела больше не было, но зато он заново учился ходить, падал, лежал распластанный на полу, терпел, сцепив зубы, боль, а ночами по-прежнему метался в бреду. Через три месяца его увезли в Шантиван, и наши «свидания» прекратились.
Вздохнув, я встала со своего диванчика и прошлась по маленькой подсобке, с трудом возвращаясь в реальность. Вспоминать осталось недолго. Следующий же день без Арнава стал для меня в общине парсов зна́ковым. В гости приехал один старейшина из Америки и наши женщины – между прочим, в общине парсов очень чтят женщин, в отличие от большинства индийцев и ритуальную чистую еду имеют право готовить только они – попросили меня испечь для него сладости, которые к тому времени все единодушно признали лучшими. У старика был диабет, и я без задней мысли старалась, чтобы угодить. Приготовила так, что это стало моим звёздным часом. Мужчине настолько сильно понравилось, что он потребовал показать того, кто готовил еду. А потом сказал, что он забирает меня в Америку, так как там готовить национальные сладости так вкусно никто не умеет. Парсы весьма прагматичны. Они меня отпустили, посчитав, что в Америке кусочек Индии станет цениться дороже. Община ведь в любом случае получит выгоду, неважно что на другом краю света. Тем же вечером я сидела в самолёте, отбывая за океан.
В маленький магазинчик в сердце Бруклина меня пристроил тот же старейшина-диабетик. Посмеиваясь, заявил, что это к нему близко и его жена сможет каждый день приходить за самыми вкусными на свете сладостями. А главное: для него безопасными. И я стала готовить их, не забыла ни разу, хотя жена старейшины, милая и тоже пожилая женщина, приходила не всегда. Но бывало, что они добирались до магазинчика парой и тогда чаёвничали за крайним столиком. Община выделила мне крошечную комнатку на окраине, о которой я уже вспоминала, ну а сам магазинчик изначально представлял совсем не то зрелище, что сейчас. Он был тусклым и жалким, в него пришлось вложить много сил, но помогло то, что здесь полюбил бывать сам старейшина. Я работала на кассе, пекла сладости, мыла полы – в общем, делала всё, начиная жить заново. Доросла до администратора и вместе со мной рос и прихорашивался «мой» магазинчик. Об Индии старалась не вспоминать. И только спустя пару месяцев отважилась позвонить Паяль. Собиралась сказать, что жива-здорова и только, но сестра расплакалась, попросила у меня прощения, сказала, что страдала без меня, потеряв, и потихоньку поведала о своём положении. У моей ди-ди будет малыш! Кажется, в этот миг ненадолго вернулась сумасшедшая Санка-Деви́. Я снова улыбалась и, конечно же, мы начали общаться с сестрой. О маме и тёте я не спрашивала, намеренно избегая этих тем, зато радовалась тому, что у сестры всё хорошо и отец относительно здоров. Тогда же появился Марлон, став верным помощником в магазинчике. От Паяль я косвенными путями выяснила, что память к Арнаву так и не вернулась, дади пыталась разорвать отношения Акаша и Паяль, но обычно уступчивый парень проявил характер и Манорама, всегда относящаяся к невестке с пренебрежением, сына поддержала, а потом сестра напрямую сообщила мне, что Райзада летит работать в Америку, изменив ранее установленные планы.