Потом Биллу в голову пришла еще одна мысль. Этот ярмарочный человек случайно налетит на его коляску. Проход ведь очень узкий. Вот оно! Это будет возможность, которую Билл так давно ждет. «Как вы смеете, — закричит он на человека. — Вы что, не видите, куда идете? Разве можно быть таким невнимательным? Вы толкнули парализованного. Вам должно быть стыдно». Возможность представилась сама. Счастливое стечение обстоятельств свело его и ярмарочного человека в нужное время на этом пятачке ярмарки. От этого открытия Билл даже испытал некоторое удовольствие. Он принялся мысленно повторять, что скажет. Он начнет говорить тихим голосом, но потом закричит, изливая на ярмарочного человека всю накопившуюся за сорок лет обиду на таких, как этот человек. Он будет не просто кричать, он будет вопить. Как же Билл его ненавидит. Если бы только ярмарочный человек чуть-чуть задел его. Биллу не надо даже сильного толчка, достаточно малейшего прикосновения. Легчайшего тычка, небрежного движения локтем, коленом или стопой. Если бы Билл мог, он сам подставил бы свою коляску незнакомцу. Они были сейчас так близко — мужчина и его дочь, ходя взад и вперед мимо его инвалидной коляски. Билл молил Бога о случайности, о ничтожном недоразумении.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Что? — ошарашенно переспросил Билл. Невероятно, но с ним заговорил именно ярмарочный человек.
— С вами кто-нибудь есть? — Ярмарочный человек наклонился к Биллу. Он улыбается? — Вам, наверное, очень неудобно стоять здесь? Прошу вас, позвольте мне помочь вам. Вы один? Может быть, вы хотите куда-то поехать?
Он отложил свои пакеты и приблизил свое смутно видневшееся лицо к лицу Билла.
— Нет, благодарю вас, — прошептал Билл. — Я жду сына.
Что пошло не так? Билл почувствовал удушье. Ярмарочный человек обжег его своей добротой, покорил своим превосходством. Это было последнее оскорбление. И еще эти тошнотворно искривленные губы.
— Вы уверены? — спросил человек. — Я был бы рад помочь вам чем-нибудь.
— Я уверен, благодарю вас.
Биллу хотелось кричать. Но что толку кричать? Из-за чего? Ведь этот человек так и не толкнул его. Надо ли кричать на него за его превосходство, черствость, презрение к миру, наконец, за его омерзительное добросердечие? Теперь Билл ничего не мог поделать. «Оставь меня, — мысленно взмолился он, — уноси свое превосходство, свой успех, свое презрение к миру, только убирайся с моих глаз».
Но ярмарочный человек не уходил. Он продолжал мозолить Биллу глаза, разговаривая со своей красавицей дочерью, разглядывая товары на полках и изредка бросая взгляды в сторону Билла. Чувствует ли он запах мочи, вонь, которая исходит от Билла? Да или нет? Может быть, он именно поэтому ведет себя с такой приторной вежливостью, пряча отвращение, — для того, чтобы на фоне убожества Билла его превосходство засверкало еще ярче? Другие люди входили и выходили, но ярмарочный человек оставался. Голоса оглушительно звучали в ушах. Магазин пульсировал и дрожал, а ярмарочный человек продолжал пристально разглядывать Билла. Он действительно смотрит? Нюхает запах гниющего тела и улыбается, оставаясь поблизости, втирая в мозг Билла свое превосходство, размалывая об его нервы свое проклятое превосходство. Билл закрыл глаза. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Он хочет на улицу, он хочет уехать с ярмарки, он хочет домой. Где Алекс? Сколько времени уже прошло? Билл не мог взглянуть на свои часы. Сколько сейчас времени? Долго ли он находится здесь? Лицо сильно зачесалось, и Билл потерся им о металлическую спинку инвалидного кресла. Пятнадцать. Это становится невыносимым. Он больше не выдержит ожидания.