Мне даже казалось, что если бы Снаут, которому я был благодарен за нашу беседу, был менее сосредоточен на эмпатическом шоке, вызванном у него переживаниями за судьбу земной цивилизации и самоидентификации Человека, он бы принял в себя ту идею, к которой подвел меня самого. Думаю, сам он уже давно спал, переложив на меня часть груза, который для него одного был слишком тяжелой ношей... и наверняка облегчив оставшуюся часть при помощи своих запасов спирта. Но я уснуть не мог. К полуночи, почувствовав сухость в горле и вспомнив, что в холодильнике должен еще оставаться фруктовый концентрат, я вышел в коридор. Однако вместо свежего глотка воды меня ждал холодный душ.
На кухне горел свет. Я едва успел подумать, что Ирка, ложась спать, опять забыла его выключить, когда вдруг обнаружил, что на матовое стекло двери изнутри брошен контур сидящего человека. Небрежная поза, в которой он развалился за столом, своей абсурдностью ужаснула меня больше, чем его появление — в моей квартире, на кухне, в полночь. Естественный испуг еще не успел пройти, а на его место уже волной накатывался внутренний вопль: "Неужели опять?! Но почему?.."
Я распахнул дверь, едва не сорвав ее с петель, и вторая волна шока остановила меня на пороге — на стуле, вытянув свои длинные ноги до середины кухни, торчал Вечеровский. Собственной персоной.
— Фил?! Откуда... — не договорив, я прислонился к дверному косяку, ощущая потребность в дополнительной опоре.
— Здравствуй, Дима. Кофе? — и он сделал пригласительный жест левой рукой, показывая на лаконично сервированный стол.
Зрительный шок постепенно проходил, уступая место другим ощущениям. До меня донесся аромат свежезаваренного кофе. По-венски. Я буквально на ощупь плюхнулся на стул, не в силах оторвать взгляд от Вечеровского.
Фил мало изменился сам, разве что рыжая шевелюра стала заметно короче, а лицо худее. Роговая оправа очков сменилась на узкую металлическую, лишавшую его вислый нос былого аристократического налета, но усиливавшую аскетичную деловитость. Наибольшие изменения произошли в одежде Вечеровского — вместо привычного элегантного костюма на нем красовались растянутые джинсы, в которые была небрежно заправлена белая футболка с контурным изображением какого-то мотылька. Можно было бы подумать, что Филипп Павлович по-домашнему заскочил к соседу по лестничной клетке... если бы аристократичного Вечеровского вообще можно было представить в потертых джинсах и футболке с принтом. И если бы он не исчез бесследно более двух лет назад.
Я аккуратно затворил за собой дверь, вспомнив об Ирке, которую мне удалось не разбудить, пока я выбирался из постели. И тут же пространство кухни странным образом замкнулось само на себя — я ощутил, что мы с Вечеровским остались совершенно одни: исчезли все посторонние звуки, пропало вечное бубнение телевизора у соседей сверху, а стекло ночных окон превратилось в абсолютно черное зеркало, в котором отражались: странный Вечеровский в затертых джинсах, готовый сойти с ума Малянов (в трусах и майке) и кухонная обстановка, которая из-за своей заурядности и привычности казалась особенно нелепой в общей картине.
Без сомнения, догадавшись о мыслях, которые занимали меня в этот момент, Вечеровский сказал:
— Мы можем спокойно беседовать столько времени, сколько нужно, без опасений, что нас услышат.