Договорить он мне не дал. Я даже не подозревал, что так соскучился по этому плотоядному марсианскому уханью, заменявшему Вечеровскому человеческий смех. Отсмеявшись, Фил посерьезнел и ответил:
— Извини, Дима... События, случившиеся тогда, застали всех нас врасплох, поэтому неудивительно, что в своих попытках дать им какое-то рациональное объяснение мы нагромоздили массу вздорных идей. И я в том числе. Конечно, моя гипотеза о Мироздании, отчаянно защищающем форпост своей стабильности от победоносно наступающего разума, авангард которого, конечно же, представляет человек, а конкретно — мы с тобой, была получше вайнгартеновской версии о ревнивой и завистливой сверхцивилизации... Однако, в сущности, являлась глупостью одного с ней порядка, поскольку обе содержали слишком много человеческого, следовательно — животного.
Малянов, замирая в неприятном предчувствии и отказываясь в него поверить, медленно произнес:
— Если это не Природа и в ее основе нечеловеческое... значит это все-таки какая-то посторонняя сила? Неужели это... — он остановился, не договорив, потому что ему вдруг пришло в голову, что через мгновение Вечеровский может превратиться в Мефистофеля. Ну или, как минимум, в Коровьева с треснувшим пенсне.
Вечеровский поморщился, видимо, угадав мои мысли:
— Отнюдь нет. Как раз здесь я оказался прав: только природа и ничего, кроме нее. Natura naturata, как говорится — природа природствующая. Ошибка моя была в другом. Мы слишком свыклись с парадигмой бесконечной борьбы за свои жизненные блага. Мы никак не можем расстаться с этим подходом, доставшимся нам в наследство от наших хвостатых предков. Наш разум, как, вероятно, любой разум в определенной фазе своего развития, все время учился только тому, как наиболее эффективно рассеивать энергию, производить энтропию — это неизбежное следствие его применения в качестве инструмента приспособления и выживания. Однако это не единственный путь. Природа совершенствует свое многообразие лишь тогда, когда Разум не ограничивается эксплуатацией имеющихся законов, но помогает создавать новые. А новые законы это всегда новые принципы концентрации энергии, новые формы ее выражения — которые, в свою очередь, будут использованы уже следующим поколением действующих агентов... Именно этому принципу подчинено все развитие Мироздания — не фиксация на каком-то одном уровне структурной сложности, не ограничение разума в его борьбе со следствиями термодинамики, не препятствование тем или иным его попыткам разобраться в нюансах природных механизмов, но — стимулирование и сосредоточение векторов его активности на том единственном направлении, в котором у природы есть перспективы развития, становления, структурной диверсификации.
Изложив это отлаженной скороговоркой, словно вещая со своей университетской кафедры, Вечеровский сделал унизительную паузу, давая аудитории время на осмысление услышанного, и затем продолжил:
— Помнишь, мы с тобой не раз спорили по поводу теории Пригожина относительно самоорганизации диссипативных структур?
Малянов кивнул и, чувствуя себя студентом, пытающимся щегольнуть перед преподавателем своей сообразительностью, поспешил сказать:
— То есть ты хочешь сказать, что Мироздание нужно рассматривать как открытую структуру?
Чуть приподняв свои брови, Вечеровский посмотрел на Малянова так, как глядел всего несколько раз в жизни, и медленно, с уважением кивнул:
— Именно так. В самую точку.
Он помолчал и задумчиво добавил странную фразу, которую Малянов совершенно не понял:
— Теперь я уже вижу, что наша встреча не случайна. Но тебе еще только предстоит понять, насколько эта система открыта.
Вечеровский снял очки и хорошо знакомым мне жестом помассировал внутреннюю поверхность своих надбровных дуг, увенчанных рыжими кустами. Я подумал, что за этим действием последует появление его великолепной трубки с роговым мундштуком — и не ошибся.
— Мы полагали, что Мирозданию нужен стазис, забыв о том, что всё его существование — свидетельство прямо противоположной тенденции. Ему нужна не статичность, а балансирование на краю равновесия. Только так возможно любое развитие — понуждать себя искать новые решения, объявляя прежние наработанные паттерны устаревшими. Мироздание — оно же Природа — предоставляет нам то, что можно было бы определить как Систему Вызовов. В нашей группе также прижился такой термин: Пространство Вызовов.
Малянов обратил внимание на оборот "в нашей группе" — он означал, что Вечеровскому удалось установить контакты с единомышленниками, которые теперь вместе с ним противостоят сопротивлению Вселенной... Впрочем, теперь это уже было не сопротивление, а нечто совсем иное, чем можно и нужно заниматься, чему можно посвящать себя... Снова всплыло давно забытое чувство стыда, но лишь на мгновение, поскольку уже в следующий миг до него дошло, что если он сам и не входит в это общество, это все же не мешает ему сидеть сейчас рядом с Филом, как это было два года назад, как будто ничего еще не случилось... А значит, случиться еще — может.