— Кто вы? — спросила я у собеседника после минутной паузы.
Поезд ехал. За окном солнце заливало золотом поля, реки, леса. Жизнь продолжалась. Там. А в поезде замирали мгновения, останавливались, становясь минутной вечностью.
— Я писатель, — ответил я, поливая каланхоэ.
— Что же вас, как писателя, больше всего интересует? — спросила она, наблюдая, как струйка прозрачной воды каплями оседает на листиках растения.
— Люди.
— Объясните.
— Меня интересуют люди, их жизни, их внутренние миры. Бывает, встречаешь человека. Живёт, работает, вечерами смотрит телевизор. Но неожиданно его внутренний мир раскрывается перед тобой, и ты тонешь в невероятном океане из эмоций, чувств.
— Зачем вам мой мир? — спросила она.
— Я пока не знаю вашего мира. Видел лишь обломки, части, фрагменты. Но, если позволите…
— Эта история…она…слишком личная. Я не могу её доверить кому бы то ни было. И…вы сказали, что собираете диалоги. То есть…для вас люди — всего лишь материал для наблюдений? Простите, но это ужасно.
— Почему? — я заботливо вытер лужицу воды на полу. — Потому что вам сейчас кажется, что я лезу в душу? Прошу то, чего нельзя просить?
Она нервно сглотнула.
— Да.
— Спасибо за честность. Подержите, — собеседник отдал мне каланхоэ и закрутил бутылку с водой. — Я ведь никому не желаю зла, не лезу со своей философией в чужие души. Я наблюдаю. Думаю. Чувствую. Примеряю на себя чужую философию. Делаю выводы.
— А потом?
— А потом пишу книги.
— Ваши книги популярны?
— Да. Но не все их читают.
— Почему?
— Потому что мало кто хочет размышлять. Это сложно. Порой больно. Наш внутренний мир — страшное открытие, правда ведь?
Я кивнула.
— Проще спрятаться от него за несущимся со скоростью света внешним миром, громкими фильмами, дорогими вещами. Но душа требует ответов, она задаёт вопросы.
Помолчали.
— Какая мысль, сказанная человеком, для вас самая интересная? — неожиданно спросила она.
— Все мы — ёжики.
— Что? — переспросила девушка, решив, что ослышалась.
— Все мы — ёжики, — спокойно повторил я и улыбнулся.
— И кто же это сказал? Вы?
— Нет. Хотя…как посмотреть. Хотите, я объясню эту мысль?
Девушка кивнула.
— Ёжик весь покрыт иголками. Он колючий, а в случае опасности и вовсе сворачивается клубочком, пряча свой носик. Вот только мало кто знает, что животик у ёжика мягкий. Так и люди. Наш мир спрятан, и лишь немногим дано увидеть тот самый животик — невероятный океан из эмоций и чувств, спрятанный глубоко внутри. Вы не обязаны рассказывать мне историю, если считаете её личной. Она ваша и только ваша. К слову, к нам кто-то пришёл.
Она опустила глаза. По проходу электрички важно шествовал большой ёж.
— Извините, а молока в вашей волшебной сумке не найдётся?
Поезд начал замедляться.
#Диалог_4
Мы вышли на перрон. Солнечные лучи заливали брусчатку, и казалось, что мир светится изнутри, словно в каждом растении, в каждой капле росы есть душа, готовая вырваться наружу. Зацепишь травинку — и она упадёт, разобьётся, расплескает свой невероятный внутренний мир. Только кто его заметит?
— Получается, люди в вашей философии делятся на хороших и плохих? — спросила я после паузы.
— Почему вы так решили? — спросил писатель.
— Вы ведь собираете диалоги. Но вы берёте для своих книг не все диалоги. Та история, которая живёт внутри меня…она про что-то неземное. Необъяснимое. Но, несомненно, тёплое и доброе. А наш мир наполнен болью. Переживаниями. Порой то, что мы видим, невыносимо. Разве человек, который рассказывает вам о боли, становится из-за этого плохим? Чем его монолог хуже моего, пусть ещё и не высказанного?
Собеседник молчал, слушая меня.
— У каждого есть свой внутренний мир, вы ведь сами говорили. Получается, — она перешла на шёпот, — если вам не нравятся вопросы, которые задаёт человек, о которых кричит его душа, то он становится плохим?
Мир вокруг неё подёрнулся маревом. Она потеряла ориентацию во времени и пространстве, ощущала лишь поток сознания, который, как некогда рассвет, огненной лавой выплёскивался на перрон, словно кто-то раскачал сосуд с её мыслями.