Как это обычно бывает, субъективные намерения принадлежат к явлениям микросоциологического плана, а объективные результаты обусловленных ими действий производят макросоциологический эффект, о котором его создатели обычно не имеют понятия. Благодаря неформально установленным обязательствам возникают новые объекты – мосты, рабочие места, водозаборы и т.д. В ход идут и такие средства, каких центральный плановик не замечает, потому что их от него предусмотрительно скрывают. Исполнитель Х соглашается построить для города Y новый крупный объект, хотя формально делать этого совершенно не обязан; конечно, он может отстраниться, мотивируя это отсутствием производственных мощностей или только обязательными инструкциями, потому что в их избытке желающий всегда найдет ту, которая обоснует необходимость его бездействия. Несмотря на это, исполнитель Х примется за работу, потому что он знает, что косвенно это в его – или его коллектива – интересах. Ведь город Y со своим объектом представляет звено цепи неформальных связей, персональных, объединяющих административные единицы с политическими системами, то есть исполнитель Х руководствуется не только экономическим расчетом. Строительство объекта для города Y часто имеет характер звена в цепи событий, живо напоминающих сказку о петушке, который лежит и не дышит, потому что зернышком подавился, а курочка, чтобы достать для него глоток морской воды, должна поочередно выпрашивать у разных «сторон» бесчисленные услуги и предметы, так что только после длительной беготни от одного к другому по этому «сказочно-бюрократическому» хороводу получит наконец необходимый петушку глоток спасительной воды. Исполнитель Х, выполняя не по своему «профилю» объект для города Y, обретет благодарность группы влиятельных особ, которые имеют связи в некотором объединении, благодаря чему он сможет приобрести импортное оборудование, без которого исполнитель Х не смог бы реализовать план работ, в высшей степени «профильных». Часто волокита взаимных обязательств, определяющих производственные решения, значительно более длительная – как в упомянутой сказке. Разумеется, ни к событиям из сказки, ни к последовательности связей, в каких принимает участие исполнитель Х, невозможно применить расчет оптимальных средств или усилий, потому что такая последовательность состоит из членов, в принципе неподвластных такому расчету.
Следует отметить, что в определенных ситуациях нарушение обязательного закона представляется – особенно энергичному начальнику – «меньшим злом» – например, когда при строительстве моста следует открыть противопаводковые дамбы, а управление водного хозяйства тянет с оформлением официального разрешения, потому что не хочет нести ответственности за этот шаг; строители моста перекапывают дамбу без разрешения, происходит наводнение, и уже только «свой человек», «связи», «знакомства», сначала обеспечивающие его незамедлительной помощью в людях и средствах, а потом – «замяв» дело, – могут уберечь его от серьезных неприятностей. И однако, если бы он не рискнул, то, может, и моста бы в срок не построил. Таковы реальные обстоятельства, в которых обращается управленческая деятельность влиятельного менеджера.
В этих условиях складываются по знакомству неформальные объединения, действуя согласно неписаному кодексу бытового обмена услуг и гарантий, преодолевая разные барьеры и сопротивление инстанций, иногда просто ставя их перед свершившимся фактом – или же ссылаясь, в конце концов, на общественные интересы. Вот эти условия, эти климат и субстрат, где формируется словоупотребление местоимений, когда все чаще о власти говорится «они» и все реже об общественных работах «мы» – явление, которое может осудить патриотически подкованный первоклассник, но до причин которого в запутанной социально-экономической динамике сможет докопаться только социолог, располагающий опытом и исследовательским материалом. Самым несомненным образом явление это имеет объективное основание, а совсем не политическое (в идеологическом смысле), так как участники неформальных групп, говоря о собственной деятельности и о самих себе, употребляют местоимение «мы», а верховная власть, из-за того, что затрудняет им работу, как бы вынуждена перейти с их точки зрения на позиции, определяемые местоимением «они». «Они» – это доминирующая автоматическая система, формально занимающая главенствующую позицию, которая выдает физически невыполнимые приказы; «мы» – это подчиненные казы; «мы» – это подчиненные системы, не имеющие влияния на положение вещей. Таким образом, речь идет о признаках патологии управления – раз возможно смоделировать процесс внутри цифровой машины, очевидно не подверженной никаким идеологическим колебаниям или приливам непатриотических чувств.
В том же контексте надлежит искать причину явления, охарактеризованного известным в свое время афоризмом: «Польша – это свободная федерация воеводских комитетов». Потому что по мере упрочения и распространения тактики неформальных групп локальные партийные инстанции вынуждены были подменять политическую деятельность администрированием и тем самым вливались в сферу отношений местного экономического начальства, причем перекрывание партийной структуры и структуры местной администрации на территории воеводств явлению этому способствовало. Поскольку тактика неформальных групп в деталях везде различна и одинаковой быть не может, будучи стихийным процессом, происходящим незапланированно и без верховного руководства, характер сотрудничества управленцев и политиков не мог быть везде одинаковым. В результате воеводские административные единицы постепенно стали различаться динамикой роста, степенью деловой активности, долей участия в управлении растратами и результативностью и завоевывать таким образом как бы непроизвольно частичную автономию, о которой власти знали, но не могли ей противостоять, поскольку это было производной массовых процессов усугубляющейся патологии управления. В свою очередь, отдельные воеводства соперничали за процент участия в получении благ, капиталов, средств производства, что в системе в целом вызывало замешательство и беспорядочный рост осцилляции со свойствами отрицательных обратных связей: кто больше имел на местах, тот обычно и получал больше из централизованного распределителя, потому что явно умел лучше распорядиться полученными средствами, а, в свою очередь, это было причиной углубления различий между воеводствами. Если бы эта относительная самостоятельность воеводств была результатом передачи им законной, определенной в соответствующих границах автономии, она могла бы обнаружить положительные стороны и в государственном масштабе, поскольку местные условия хозяйствования, везде разные, действительно требуют гибкости в управлении. Однако это был, как уже говорилось, стихийный дрейф, без обоснования в действующем законодательстве, опирающийся на персональные расклады, по сути своей изменчивые и неспособные гарантировать прочность однажды сформировавшегося стиля работы; неуверенность же, порожденная возможной сменой кандидатов на ключевых постах, ставящей объединения конкретных людей за пределами неизменного закона, превращалась в очередной фактор системной дестабилизации. Поэтому видно, насколько важно в управлении, чтобы закон был выше лиц и отношений.
Важно отметить, что функциональное соответствие описанной нами неформальной группы возникает всегда и везде там, где в результате какой-нибудь чрезвычайной серии событий, например аварии или катастрофы, стихийного бедствия, несчастья с гибельными последствиями и огромным количеством жертв – возникает кризисная ситуация. И тогда, идет ли речь об обрушившейся угольной шахте, или о пожаре на нефтяных резервуарах, или о голоде, или о зоне активизации смертоносных тайфунов, действия спасателей ломают замкнутость обязательных в других случаях предписаний и законов, и несущие спасение группы действуют без оглядки на цену оказываемой услуги и на трату сил и средств в результате их деятельности. Однако то, что возникает как результат из ряда вон выходящего события, что является лишь перерывом в течении нормальной работы, что допустимо единственно в экстремальных условиях, которые невозможно запланировать или предусмотреть, – одним словом, стихийная деятельность, сметающая все экономические расчеты, долгосрочные планы, законы и правила – в ситуации нарушения эффективности управления властей, на фоне постоянно растущих потребностей всегда алчной и прожорливой экономики, создает среду, где неформальные группы работают долгие годы, так что временами другой способ деятельности – а именно: соответствующей формам организации, предписанной законом, – превращается в чистую фикцию. Впрочем, как раз о сохранении этой фикции заботится центральная власть, потому что у нее нет другого выхода. В прессе, полностью контролируемой этой властью, иногда появляются заметки о побочных результатах вышеназванных процессов – то есть о том, что только по знакомству можно купить в магазине ветчину или ботиночки для ребенка, что только благодаря «связям» можно своевременно пользоваться ремонтными или какими-нибудь другими услугами; другими словами, идет описание низкого качества роз, когда леса горят. И наконец, фикцию поддерживают сами участники неформальных групп хозяйствования, потому что их сила, как это ни парадоксально, – в их прагматической нелегальности. Если бы их действия были детально изучены и преданы огласке, конфронтация реального положения вещей и фикции привела бы к кризису – то есть к развеиванию фикции и осознанию необходимости структурных реформ.