Тем временем Майк осматривал бар. Наконец его глаза засияли.
— Точно, я вспомнил. Мистер Гринберг, вы пробовали выпить пива? Когда я был ребенком, мама мне все рассказала про эльфов, гномов и прочий Малый народ. Они никогда не прикасаются к алкоголю. Давайте попытаемся.
Гринберг взял бокал и осторожно подошел к крану. Поколебавшись, он отвернул его и подставил бокал. Его лицо посветлело, потому что пиво налилось в бокал и осталось там! Эстер и Майк смотрели, как Гринберг медленно поднес бокал к губам и сделал глоток.
— Майк! — воскликнул он. — Ты спас меня! Ты дал мне попить!
Полицейский нерешительно запротестовал.
После обеда Эстер закончила торговлю, и они втроем пошли в отель.
Пришла суббота, и полил дождь. Гринберг маялся бесконечным похмельем, вызванным необходимостью постоянно пить пиво для утоления жажды. Он с вожделением думал о запретных пакетах со льдом и обычных напитках.
— Я больше не могу! Пиво, пиво, все время пиво, даже на завтрак!
— Лучше, чем ничего, — сказала Эстер с покорностью судьбе в голосе.
— Ох, не знаю, не знаю. Дорогая, ты же не сердишься на меня из-за Самми?
Она мягко улыбнулась:
— Пустяки. При одном упоминании о приданом он прибежит обратно.
— Вот и я так думаю. Но что же делать с этим проклятием?
Жизнерадостный Майк закрыл зонт и ввел внутрь невысокую седовласую женщину, свою мать. Гринберг с завистью убедился в пользе пакетиков со льдом и обычных напитков, так как Майк был бодр, как накануне.
— Майк рассказал мне о вас и гноме, — сказала женщина. — Я хорошо знаю Малый народ и не буду винить вас в том, что вы обидели гнома, вы же никогда не встречались ни с кем подобным. Но я полагаю, что вам хочется избавиться от проклятия. Вы раскаиваетесь?
Гринберг содрогнулся:
— Конечно! Пиво на завтрак, вы только представьте себе!
— Ну что же, вам нужно лишь пойти на озеро и дать гному доказательство.
— Какое доказательство? — нетерпеливо спросил Гринберг.
— Вам нужно отнести ему сахар. Малый народ любит сладкую начинку…
— Ты слышала, Эстер? Я куплю целую бочку…
— Любят, но не могут есть, — продолжила мать полицейского. — Сахар растворяется в воде. Вам нужно придумать, как обойти это препятствие, и тогда маленький господин поверит, что ваше раскаяние искренно.
— Ага, я знал, что не все так просто! — воскликнул Гринберг.
В наступившей тишине Гринберг яростно обдумывал сложившуюся проблему, атакуя ее со всех сторон.
— Когда я увидела ваш бар сегодня, то сразу поняла, что Майк сказал мне правду. Идет дождь, во всем городе льет как из ведра, а вокруг вашего бара большой круг, где совершенно сухо. Никогда не встречала ничего подобного, — сказала женщина.
Пока Гринберг испуганно внимал ей, Майк кивнул и Эстер, по-видимому, заинтересовалась феноменом. Когда Гринберг признал, что не может ничего придумать, он обнаружил, что остался в баре один. Он смутно припомнил, что Эстер ушла и обещала вернуться через несколько часов.
— Что же мне делать? — произнес Гринберг. — Сахар, который не растворится в воде… — Он налил бокал пива и задумчиво выпил его. — Что же сделать? Может, сойдет сироп? Он достаточно сладкий.
Гринберг покрутился по бару, подыскивая себе занятие. Протереть краны он не мог, несколько оставшихся сосисок, скорее всего, пропадут. Пол уже был чисто вымыт. В конце концов, Гринберг сел и снова задумался над своими трудностями.
«В понедельник я пойду на озеро, что бы ни случилось, — подумал он. — Завтра туда идти не следует, потому что опять будет лить дождь, поэтому завтра я только замерзну».
Вернулась Эстер, загадочно улыбаясь. Она вела себя очень вежливо и заботливо, и Гринберг оценил это. Но уже вечером и на следующий день он понял, чему она радовалась. Эстер распустила слух, что, хотя во всем городе шел сильный дождь, их бар остался совершенно сухим. Так что Гринбергу пришлось работать за шестерых, несмотря на головную боль, отдававшуюся во всем теле, чтобы удовлетворить толпу, любовавшуюся чудом и наслаждавшуюся сухостью и теплом. Сколько удалось заработать в тот день, он в точности так и не узнал — Гринберг давно взял за правило воздерживаться от обсуждений таких деликатных вопросов. Но совершенно ясно, что даже в 1929 году он никогда не зарабатывал столько за один уик-энд.
В понедельник Гринберг проснулся рано. Он тихонько поднялся, стараясь не беспокоить супругу, и начал одеваться. Но Эстер все-таки проснулась и приподнялась в кровати, опираясь на локоть. Она смотрела на него с сомнением.
— Герман, — мягко сказала жена, — тебе в самом деле нужно идти?