Ему хотелось кое-что обсудить с Адой, но хотя та постоянно находилась в радиусе слышимости его криков на обратном пути через равнину, Сэт боялся привлечь излишнее внимание к их разговору. Он не был уверен, что Далия удержит их с Адой слова в тайне, если один из южанцев попросит их перевести.
– Если бы только здесь водился какой-нибудь прыгающий хищник, – посетовал Тео. – Какой-нибудь раздиратель с пружинистыми пальцами на ногах, который бы перед нападением запрыгивал аккурат в темновой конус жертвы. Если бы этим идиотам пришлось достаточно долго следить за опасностью сверху, они вполне могли бы отрастить и собственные сонары.
– Но разве это бы не означало, что ходоки прекрасно обошлись бы и без поперечников? – возразил Сэт. – Мне казалось, ты считал, что мои предки произошли от древних южанцев, упавших в один из провалов.
– Ты всерьез рассчитываешь на то, что мои безосновательные желания не будут противоречить моим же сугубо гипотетическим измышлениям?
– Нет, ты прав, – неохотно согласился Сэт. – Просить о таком было бы чересчур. – Он пристально взглянул на обращенный к ним темный эллипс, задумавшись о собственных безосновательных желаниях: если бы они покинули поисковый отряд и направились в поселок сразу же после снятия измерений, все могло закончиться иначе. – Но если говорить о небезосновательных вещах, то как мы, блин, вообще можем потерять свою полезность?
– Давай начистоту: от вас с Адой и сейчас немного толка.
– Это правда. Ты тут случайно дождевиков не видел, а? – полушутя сказал Сэт. – Может, в садах?
– Нет. Но это бы все равно лишь переложило проблему на плечи ходоков. Южанцы не разбираются в биологии поперечников; если мы попытаемся сымитировать болезнь, то можем придать ей симптомы куда хуже эффектов дождевика и просто сделать вид, что бокового зрения лишилась пара как таковая.
О дождевиках Сэт подумывал, скорее, как о способе вывести из игры Далию. – Они поймут, что мы симулируем, – возразил он. – Это слишком удобно. С тем же успехом мы могли бы просто признать, что не хотим брать на себя эту работу.
– После чего они, как мне кажется, начнут нам угрожать, – сказал в ответ Тео. – Кто не следит за обстрелами, тот не есть – а, может, и того хуже.
– Так что, если мы просто согласимся им помочь? – Пока что никто из южанцев не обращался к ним с такой просьбой – если только Далия не держала это в секрете, – однако предугадать их будущие желания было не так уж сложно. – Мы сопровождаем группы мигрантов, пока поселение не сможет отразить любые атаки неприятеля. Южанцы безмерно благодарны и готовы усыпать нас богатствами, но мы вместо этого просим у них всего лишь лодку и полюбовно расстаемся.
– И на все это уйдет… сколько?
– Слишком много времени, – согласился Сэт. – Наверное, не одна тысяча дней.
– К тому же нет никакой гарантии, что в итоге они отпустят нас на свободу, – добавил Тео. – Если мы так и не вернемся домой с результатами измерений, кто-то, вполне вероятно, придет сюда и после нас – может, лишь горстка новых топографов, а может, и целая орда мигрантов в поисках убежища. Южанцы не испугаются вторжения; они будут рады обзавестись новыми небовидцами, которые навсегда сделают их неуязвимыми перед атаками врага. Этот провал – единственное на всем свете место, где у них есть шанс заполучить целую популяцию волшебных рабов, численности которых хватит для их размножения; стоит им отсюда уйти, и они потеряют эту возможность на тысячи поколений, пока миграция в нашем гиперболоиде на наткнется на очередную дыру. Так с какой стати им от нее отказываться?
Сэт не видел изъянов в его логике, но в то же самое время подумывал о том, что Тео, возможно, поносит южанцев за зря. Ни один из местных не обращался с ними, как с настоящими рабами. Как с животными – да, но лишь по незнанию. Насколько он мог судить, Икбал любил Далию, как родную сестру, а Марко, вполне возможно, спас Сэту жизнь – и хотя на тот момент полезность Тео уже была очевидной, Марко явно заслуживал презумпции невиновности.
По возвращении в поселок навстречу поисковому отряду выбежали десятки человек. Сэт так и не овладел талантом непосредственного восприятия южанских эмоций, и мог лишь предполагать, что их речь – как только местные жители узнали о судьбе путешественников – была пронизана интонациями скорби и гнева.