— Нет. В багажнике не было ничего, кроме разорванного одеяла.
Харпер нахмурилась. Возможно, её мама оставила рюкзак где-то в другом месте, но эта проклятая цитата не давала покоя.
— Ладно, спасибо. — Она на мгновение замолчала. — Агент Галлахер, могу я спросить, есть ли какие-нибудь новости, связанные с Лукасом, с экспертизой его стрел или анализом ДНК? Если вы не можете сказать, я пойму…
— Следы крови были найдены на всех принадлежащих ему стрелах, но это кровь животных. Нет следов человеческой. И ни на одной из стрел, использованных в убийствах, нет его ДНК.
Харпер медленно выдохнула. Она чувствовала себя немного странно из-за внезапного прилива облегчения, но и отрицать эти смущающие эмоции не хотела. Что-то внутри неё болело и переживало за Лукаса. Кроме того, она даже представить не могла, что он — убийца.
«Боже, он практически оттолкнул меня с дороги, чтобы броситься на помощь детенышам лисиц!»
Харпер никогда не испытывала страха рядом с Лукасом, и он не сделал ей ничего плохого, хотя у него и была такая возможность, когда она так крепко спала под его крышей, что не сразу смогла вспомнить, где находится, когда проснулась.
«О, и она пускала слюни… Пожалуйста, только бы Лукас это не заметил!»
— На месте преступления его ДНК так же не найдено. Только несколько отпечатков пальцев, но это было ожидаемо, так как он заходил к Дрисколлу все эти годы. Но в спальне, где произошло убийство, даже его отпечатков нет.
Харпер снова медленно выдохнула.
— Значит, он больше не представляет интереса в вашем расследовании?
— Я бы так не сказал. Но на данный момент у нас нет ничего, что связывало бы его с этим преступлением.
— Вы смогли узнать что-нибудь о его прошлом?
— Нет, но, честно говоря, мне не на что опереться. Лукас, похоже, не хочет ничего выяснять о своем прошлом, а раскрытие убийств должно быть моим приоритетом. Я собираюсь копнуть ещё раз, как только у меня появится такая возможность, но сейчас задача номер один — разобраться в прошлом Дрисколла.
Харпер встала, пока он отвечал на её вопрос, и теперь ходила перед своей кроватью.
— Дело в том, — сказала она, поворачиваясь и шагая в другую сторону, — я подумала, что же Лукас будет делать теперь, когда Дрисколл мёртв, и у него нет никакой связи с внешним миром?
— Это не совсем так. У него есть ноги. Он мог бы дойти до города пешком, если бы захотел. Черт, он мог бы переехать, если бы захотел. На самом деле, если бы у Дрисколла не было завещания, согласно которому этот дом остаётся Лукасу, он был бы вынужден сделать это.
— Пешком в город? В снег и мороз? — спросила Харпер, и в её голосе прозвучала едва заметная злость с оттенком горечи и несогласия.
— У меня такое чувство, что Лукас привык к подобному.
Она не могла с этим не согласиться.
— Хорошо, но ведь у него совсем нет денег. Он совершал обмен с Дрисколлом, используя рыбу и шкуры животных. Что, если я привезу ему немного еды, пока он не получит свой лук и стрелы обратно и ... пока что-то не прояснится в его жизненной ситуации?
— Харпер, послушай, я не твой отец. — В голосе агента Галлахер послышались странные нотки. Он сделал небольшую паузу, откашлялся и только потом продолжил: — Но ты не знаешь Лукаса. И идти одной в его дом кажется не самым мудрым решением, особенно для молодой и привлекательной девушки. Я понимаю, почему ты сделала это однажды, но, возможно, не стоит искушать судьбу?
Харпер перестала ходить по комнате и снова села на кровать.
— Хорошо.
— Почему я чувствую, что твое «хорошо» означает совершенно противоположное?
Несмотря на тяжёлое, тягостное состояние, Харпер улыбнулась.
— Я ценю, что вы держите меня в курсе дела. Когда приблизительно мы сможем начать искать места, отмеченные на карте Дрисколла?
— Чем скорее, тем лучше, но прогноз погоды не выглядит многообещающим. Говорят, надвигается шторм.
— Тогда просто дайте мне знать, ладно?
— Договорились. И, Харпер, пожалуйста, прими мои слова к сведению.
— Конечно. Я так и сделаю.
Они попрощались, Харпер повесила трубку и бросила телефон рядом с собой на кровать.