― Кстати о гостеприимстве, я надеюсь, ты не против продлить его ещё немного. ― Она бросила на Джека слегка смущённый взгляд. ― Мой грузовик обледенел, и я не могу представить, чтобы эти просёлочные дороги когда-нибудь были расчищены. Они слишком далеко от города.
Взгляд Джека был прикован к груше. Он подозрительно понюхал её, а затем, явно довольный запахом, положил в рот, прищурился и улыбнулся, как довольный кот. В животе Харпер закружились бабочки, видя чистую радость и удовольствие, отразившееся на его лице. Его улыбка стала шире, и он сказал с полным ртом:
― Оставайся столько, сколько нужно.
― Спасибо.
Откусив несколько кусочков, она повернулась к нему, вытирая грушевый сок с уголка рта.
― Джек, то, что ты говорил о своей дикости… Знаешь, тут нечего стыдиться. То, как ты рос, в этом нет твоей вины. Ты делал то, что должен был делать, чтобы выжить. Большинство людей не смогли бы.
― Выживание ― величайшая тренировка из всех, ― пробормотал он, нахмурив брови.
Его заявление смутило и озадачило её.
― Тренировка? Для чего?
Он покачал головой, словно возвращаясь к действительности.
― А что было с тобой после смерти твоих родителей?
― Со мной? О, я… я была отдана на патронирование.
― Патронирование?
Харпер покачала головой.
― Да. Это государственная программа для детей, за которыми некому ухаживать. Частные и групповые детские дома.
― В каком из них ты была?
― Ну, я... Я несколько раз переезжала с места на место.
Джек пристально посмотрел на Харпер, и она заёрзала, почувствовав себя незащищенной, застигнутой врасплох.
― И теперь ты работаешь в одном из них?
― Да. Неполный рабочий день, в основном для того, чтобы чем-то занять себя в холодные месяцы, когда мой бизнес замедляется. Я помогаю с детьми.
― Но ты работаешь по ночам, когда они спят.
Она моргнула, глядя на него.
«Он не пропускает ни одного слова?»
― В общем, да. ― Харпер вдруг почувствовала, что ступила на зыбкую почву. ― Им также нужны работники на ночную смену.
― Ты следишь за ними, пока они спят? ― Он наклонил голову и поглядел на Харпер, словно читая её мысли. Он пытался понять её точно так же, как пытался понять слова, обычаи и вещи, о которых ничего не знал, пока не сталкивался с ними в новом, непривычном мире, частью которого ему пришлось стать. Или, точнее, этот новый мир был навязан ему в виде Харпер, появлявшейся на пороге его дома снова и снова.
― Тебе тоже пришлось выживать, Харпер? ― спросил Джек, пристально глядя на неё своими голубыми глазами.
Она судорожно сглотнула. Она всегда приукрашивала своё пребывание в приёмных семьях для своих друзей и просто знакомых. Но с Джеком она не видела в этом необходимости. Он считал её честной, и она хотела быть честной. И не только с ним, но и с самой собой.
«Может быть, отмахиваясь от своего прошлого негативного опыта все эти годы, я оказала медвежью услугу своему собственному духу?»
― Да. Мне тоже пришлось выживать. Не так, как тебе, но… да.
Они встретились взглядами, и между ними возникло понимание, близость.
― Это то, что ты хранишь внутри? То, о чём ты никому не рассказываешь?
Харпер кивнула, слегка улыбнувшись, прежде чем взять последний кусочек груши. Она чувствовала, что вот-вот расплачется. Горько, сильно, безнадёжно и отчаянно. То, как Джек смотрел на неё… Он будто знал и понимал каждый ужасный, одинокий момент, который она пережила. Харпер с усилием проглотила кусочек груши. Если она и дальше будет так сидеть, эмоции, переполнявшие её, вырвутся наружу. Они требовали и вопили, чтобы их выпустили, освободили.
«Только не здесь… только не сейчас, когда глаза Джека так пристально меня изучают».
Она порывисто встала, подошла к Джеку и взяла его за руку.
― Пойдём. Я хочу попробовать ту штуку, о которой ты мне рассказывал.
― Какую?
― Выкрикивать свои секреты с вершины скалы.
Джек усмехнулся, но не сопротивлялся, когда Харпер повела его к двери, где лежала верхняя одежда.
Они оделись, спустились по ступенькам и снова пошли к задней части дома. Солнце стояло уже высоко в небе, и лёд сверкал золотом вместо белого серебра. На деревьях щебетали зимние птицы, и повсюду слышалась капель.
Харпер вдруг ощутила себя очень глупой. Свежий воздух заставил её почувствовать себя лучше, помог успокоиться, и теперь она колебалась.