Я так сильно желала избавиться от своего заточения, что иногда была согласна даже на то, чтобы меня похитили какие-нибудь хулиганы, увезли к черту на кулички и бросили там на произвол судьбы. Можете представить степень моего отчаяния, если я была согласна на такой вариант.
Почему я ни разу не сбегала - спросите вы. Да потому, что за мной присматривали люди отца. Поняла это после нескольких провальных попыток улизнуть в город. Меня ловили и возвращали обратно еще до того, как я успевала добраться до ближайшей остановки. Я в прямом смысле находилась в тюрьме. С возрастом осознала всю дерьмовость ситуации. Я никогда не буду жить свободной жизнью, не заведу семью, не буду устраивать юношеские дебоши. Как можно смириться с тем, чего сам себе не желаешь. Каждый раз задавалась вопросом: за что мне все это. Ответ напрашивался только один. Мне просто не повезло.
В этом монастыре жила не только я. Здесь были и другие девочки, вроде меня. Мы ходили на занятия, бесконечно молились и выполняли разную работу. Отдых у нас был только в ночное время, после вечерней молитвы. В дни, когда нас вывозили на экскурсии и в перерывах между занятиями. Все остальное время разгульничать нам не давали монахини. Мы всегда чем-то занимались. Имелась нескончаемая работа по хозяйству. Прислуги в этом месте, конечно же, не было. Довольно долго я знатно трепала нервы настоятельницам, а потом успокоилась. Надоело усложнять жизнь в первую очередь себе. Оставалось только смирится со своей участью.
Выйдя за ворота монастыря, вдохнула воздух полной грудью. Не знаю почему, но мне всегда почему-то казалось, что за оградой дышится легче. Словно бы воздух мог разительно отличаться там и тут. Глупо, но я была почти уверена, что так и было.
В город мы ехали в сопровождении трех настоятельниц. Только я и они знали, что помимо них за нами всеми будут следить прихвостни отца. Все монашки были в курсе о том, что я дочь какой-то шишки, а вот какой именно, от них тщательно скрывалось. Но только одна из настоятельниц была поставлена в известность о том, почему я здесь находилась, и она клялась унести эту тайну в могилу вместе с собой. Ну, еще бы! За те пожертвования монастырю, которые отец делал ежемесячно, любая хранила бы его секрет до скончания дней своих. Не такие уж они и бескорыстные, эти монахини. Не хочу никого оскорбить. Кушать хотели все. Отец обеспечивал нас всем необходимым, стоило ей только пикнуть, что мы в чем-то нуждаемся. Нуждались мы почему-то даже в том, в чем, по сути, не было надобности. Однако мне лично отцовское жертвование не давало никаких привилегий. Я не выделялась и не была в почете. У меня не было поблажек ни в чем. Хотя первое время я свято верила, что все будет наоборот.
- Сегодня снова будем объедаться мороженным и сладкой ватой. - с предиханием протянула Тамара, - Я возьму себе двойную порцию.
Миловидная толстушка была моей лучшей подругой с первого дня, как я попала в монастырь. Но даже она не была в курсе всех подробностей о моей жизни. Я поделилась с ней лишь частью правды. Мне было стыдно говорить кому-либо о том, чем занимается мой отец. Бесчестный человек, который загубил сотни чужих жизней. Включая мою и моей матери. Он никогда не говорил, но я знала, что она погибла по его вине. Именно по этой причине я и оказалась надежно спрятана. Думаю, он никогда не любил ни мою маму, ни меня саму. Просто так требовали остатки его совести. Или он просто не хотел потерять свой авторитет, откровенно начхав на единственного ребенка.
В какой-то степени я была благодарна ему, что не выбросил меня на улицу, как щенка. Но, с другой стороны, ненавидела его за то, что поставил мою жизнь под угрозу. Вместо вечерних молитв я шептала себе под нос мантру с просьбой покарать Владимира за все его деяния. Хоть я была отнюдь не верующей, все равно желала его возмездия за всех тех несчастных людей, которые пострадали от его рук. Особенно детей и девушек. Каждый раз, когда я думала о том, что с ними произошло из-за него, волосы становились дыбом. И почему-то меня мучила совесть, хотя я ни в чем подобном не участвовала. Но я знала многое, а рассказать ни о чем никому не могла.
- Тома, ты, как всегда, неисправима. - искренне рассмеялась я.
- А что такого? - невинно захлопала глазами та, - После смерти я попаду в рай из булочек и пончиков. И не смей мешать моим фантазиям. Потому что это станет моей единственной отрадой в награду за долгие годы молитв на жестком каменно полу. По-моему, я всецело заслужила сладкий рай. И нечего хихикать, Аше.