— Твои навыки и таланты, конечно, в большинстве или даже больше, в его распоряжении так же, как они в распоряжении у любого другого мужчины, — пояснил я.
— Верно, — тихо сказала она.
— Ты возражаешь?
— Нет, Господин, — ответила она. — Но я хотела бы служить своему любимому Господину, с лучшими из моих способностей, со всеми навыками или талантами, которые я могла бы иметь.
— И он заметил бы, что Ты делаешь это именно так, — продолжил я ее мысль.
— Да, Господин, — сказала она, и внезапно зарыдала.
— Что-то не так? — спросил я.
— Я так напугана, — ответила она, сквозь слезы. — Этот мир пугает меня, и на нем я — только голая рабыня. Я не знаю, что делать. Я боюсь. Я настолько невежественна. Я ничего не знаю. Я очень напугана. Я — всего лишь рабыня.
— Ты говоришь правдиво, невежественная рабыня, — сказал я. Она, что, ожидала, что я буду успокаивать ее?
Она повернула свою голову в сторону, и положила свою левую щеку на одеяло у моих ног.
— Пожалуйста, Господин, поставьте свою ногу на мою шею, — внезапно попросила она.
Я так и сделал, и надавил так, что она могла чувствовать вес моей ноги, и моего тела.
— Теперь, Вы могли бы, убить меня одним движением Вашей ноги.
— Да, — спокойно ответил я.
— Пожалуйста, не убивайте меня, Господин, — запросила она пощады. — Вместо этого, сжальтесь надо мной, я умоляю Вас, используйте меня для своего удовольствия.
Я убрал ногу с ее шеи.
— Сначала я хочу осмотреть тебя. Ты можешь подняться с живота, — разрешил я, и она стремительно она поднялась с живота. — А теперь встань передо мной на колени.
— Колени шире, — приказал я ей, — ягодицами назад на пятки, живот втянуть, голову выше, руки на бедра, плечи назад, выпяти груди.
Я откинул ее волосы за спину и разгладил их, чтобы они, таким образом, не мешали бы осмотру. Я оценивал ее, медленно, тщательно.
— Это не невозможно, — сказал я ей, в конце подробного осмотра, — что мужчина мог бы найти тебя приятной.
— Заставьте меня доставить Вам удовольствие, — попросила она.
— Скорее, — усмехнулся я, — Я разрешу тебе просить, доставить мне удовольствие, и так, как это положено для рабыни.
— Я прошу Вас позволить доставить удовольствие Вам, Господин.
— Как рабыня? — уточнил я.
— Да, Господин, — поправилась она. — Я прошу позволить доставить Вам удовольствие как рабыня.
— Но Ты, же недрессированна, — сказал я, с презрением в голосе.
— Научите меня, — попросила она. В ее глазах стояли слезы.
Я внимательно и беспристрастно смотрел на нее.
— Тренируйте меня, Господин, — взмолилась она. — Дрессируйте меня, пожалуйста, Господин!
— Возьми волосы из-за левого плеча, — приказал я, — и держи их перед и напротив твоих губ. Часть волос держи перед своими губами и напротив них. Другую часть, центральную прядь, возьми в рот и держи губами, так, чтобы Ты могла почувствовать их мягкими внутренними поверхностями твоих губ. Часть этих же волос возьми глубже, чтобы они оказались между зубами. Теперь сожми свои губы, и, оставаясь на коленях, привстань с пяток, и наклонитесь вперед, осторожно и покорно.
Вот так я начал обучение неназванной рабыни на равнинах Гора.
Через несколько мгновений я опрокинул ее на спину на одеяла.
— У меня хорошо получилось тренироваться, Господин? — спросила она в конце.
— Да, хорошенькая рабыня, — я сказал, довольно. — Ты — способная ученица, и Ты хорошо обучаешься.
Она прижалась ко мне.
— Это — дань твоему интеллекту.
— Спасибо, Господин.
— И твоей генетической склонности к рабству, — добавил я.
— Да, Господин.
Приобретение этой женщиной рабских умений следует за крутой кривой обучения, далеко вне ожидавшихся шаблонов или ее готовности для этих умений, не свойственных ей раньше. Она изучает их слишком стремительно и хорошо, чтобы не быть, в действительности, прирожденной рабыней.
— О-о-о! — простонала она, и затем я взял ее снова.
На сей раз ее рабские судороги, хотя и начальные, недоразвитые, были безошибочны.
— Как давно Ты была девственницей?
— Тысячу лет назад, — она улыбнулась. — Нет, я думаю, что возможно, даже десять тысяч лет назад.
— Ты чувствуешь теперь себя меньше, чем Ты была прежде, — спросил я, — менее важной, какой-то менее значимой?
— Не-е-ет, — сказала она, улыбаясь, — Я чувствую себя в десять тысяч раз важнее, значимее, чем то, кем я была прежде.