Его глаза, как всегда, были совершенно бесстрастны, хотя в голосе послышалось нечто обнадеживающее, и Лии показалось, что она видит проблеск доброты в его чертах… но она ошиблась.
У нее просто разыгралось воображение.
– Ублюдок! – Голос ее дрожал. – Как ты смеешь мне лгать? Не принимай меня за дуру! Я знаю, что ничего хорошего не будет…
– Будет…
– Нет! Не обнадеживай меня зря! Я знаю, что вы – ты и Виктор – собираетесь со мной сделать, когда мы приедем туда, куда ты меня везешь…
– Ты ошибаешься.
– Богом тебя заклинаю, Марко, не играй со мной в эти игры. Самое достойное, что ты сейчас можешь сделать, – это быть со мной честным. Ты должен быть честным.
Марко помрачнел.
– Я ничего тебе не должен, – ответил он после минутного молчания, продолжая путь сквозь темнеющий лес.
– Нет, должен. Ты должен мне то, чего недодал в свое время, – выпалила она. – Правды и доверия…
– Доверия? – Он почти плюнул этим словом в Лию. – Только не говори мне о доверии.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Почему я должен тебе доверять, когда ты сама никогда не доверяла мне? Мне кажется, тут мы квиты, Эй Джи.
– Меня зовут Лия. – Она вела себя как обидчивый, упрямый ребенок.
Словно имело какое-то значение, как ее зовут.
– Никакая ты не Лия, – возразил он. От ужасающего спокойствия его голоса можно было сойти с ума. – Ты – Эй Джи. Можешь прикинуться кем угодно, спрятать свою сущность за белую кожу и темные волосы, но ты все равно останешься Эй Джи Саттон, и я узнаю тебя, даже будь тебе девяносто лет, а я наполовину ослепну.
Она безмолвно слушала его необычно многословную речь.
Я узнаю тебя, даже будь тебе девяносто лет, а я наполовину ослепну.
В другое время и в другом месте эти слова скорее всего убедили бы ее. Такие слова мужчина нежно говорит своей возлюбленной, такие слова вызывают в женщине страстный трепет и переворачивают душу.
Как это мама говорила много лет назад?
Сердце помнит.
Да, именно так.
Как-то раз, рассматривая старую выцветшую семейную фотографию, которую мама оставила на Кубе, Лия вдруг сказала, что, наверное, теперь бабушка и дедушка выглядят совсем не так, как на фото.
– Конечно, теперь они выглядят совсем по-другому, – тоскливо ответила мама – мысли ее блуждали далеко-далеко.
– Но как же ты узнаешь их, если когда-нибудь встретишь, мама?
– Я обязательно вспомню… сердце всегда помнит.
Сердце всегда помнит…
Охваченная внезапной скорбью, Лия отвернулась от Марко.
Давно позабытые, гнездившиеся в глубине души воспоминания всплыли настолько неожиданно, что Лия, пережив всю гамму чувств – от ярости и сожаления до некоей обреченности, – вдруг потеряла всякую способность к сопротивлению.
Она резко тряхнула головой, стараясь отогнать преследующие ее воспоминания, но тщетно – выбора не было, и ей пришлось позволить незваным эмоциям захлестнуть себя с головой.
Лия закрыла глаза и явственно увидела такого Марко, каким она когда-то его знала, – живого общительного собеседника, преданного друга, щедрого и нежного любовника. То она видела дразнящий блеск в его глазах, то его лицо, освещенное страстью. А вот он, внимательно слушая ее, кивает головой.
Впервые она пожалела о том, что утратила.
«Не было у тебя никакой утраты, – предупреждающе прозвучал внутренний голос. – Тот Марко, которого ты вообразила, никогда не существовал. Ты была просто ослеплена страстью, вот и все».
Однако Лию не покидало ощущение, что, несмотря на постоянное вожделение, которое она испытывала к Марко Эстевесу, в их отношениях все же было что-то неизмеримо большее. Иногда среди шутливой пикировки, игры в кошки-мышки, безумия любовной страсти вдруг вспыхивала искра чего-то истинного.
– Может быть… – Слово сорвалось с ее уст прежде, чем она успела сдержать его, сорвалось, как едва слышный вздох, но в глазах Марко она успела заметить следы неподдельного интереса.
– Может быть – что? – спросил он тихо.
– Может быть, в другом месте и в другое время, – медленно произнесла она, – у нас могло бы получиться что-то настоящее.
Марко замедлил шаг. Когда он заговорил, голос его jt дрогнул, дыхание сбилось, и Лия поняла, что он взволнован ее признанием.
– Может быть, еще получится, – только и сказал он.
Но этой короткой фразой он сказал все, что ей надо было услышать.
Когда-то он любил ее – она значила для него гораздо больше, чем просто эротическое отвлечение от мира интриг и опасностей Виктора Кэвала.
Что бы он сейчас здесь ни делал – он исполнял свой человеческий и мужской долг.
Марко всегда делал то, что должен был делать, – в нем глубоко укоренилось стоическое чувство долга, оно стало основной чертой его характера.