Чазали объявил привал с подветренной стороны холма, где источник питал небольшой, украшенный знаками рода Макузен колодец. Трава здесь была сочнее, а из сучьев поваленных ветром деревьев они разожгли костры. По периметру лагеря расставили часовых, Очен произнес заклятия, и очень скоро в котелках закипела вода. Люди готовились ко сну. К удивлению и радости Каландрилла, Брахт сдержал слово и разговаривал с Ценнайрой как ни в чем не бывало. Каландрилл разложил одеяло рядом с кандийкой по другую сторону костра от кернийца и Кати, сожалея в глубине души, что они не одни.
Но на размышления у него не осталось времени, ибо сразу после ужина Очен отозвал его в сторону для урока магии.
Вазирь увел его далеко за линию костров и за часовых, туда, где лунный свет серебрил склон холма. Каландрилл понял, что колдун устал после дневного переезда, и спросил, почему тот не воспользуется магией, дабы облегчить тяготы пути или по крайней мере снять с себя усталость.
— Это слишком просто, — ответил Очен, состроив гримасу. — А может, и опасно.
— Опасно? — переспросил Каландрилл.
Очен подоткнул под себя халат, чтобы было мягче.
— Каждый акт колдовства отражается на оккультном фоне, — пояснил он. — Представь себе, что эфир — это пруд, а каждое заклятие — камень. Чем сильнее заклятие, тем больше идет от него кругов. Рхыфамун сейчас уже знает, что ты умеешь пользоваться талантом, который он сам разглядел в тебе. Он также знает, что с тобой едет маг. Возможно, он наблюдает за эфиром. И я не хочу показывать ему, где мы находимся. Кроме того, для каждого акта колдовства нужна энергия, и хотя то, о чем ты говоришь, очень просто, все же я предпочитаю не тратить ее без крайней необходимости.
Каландрилл кивнул, но тут же нахмурился.
— Но если Рхыфамун ощущает твои заговоры, — спросил он, — неужели он не чувствует защиту, которую ты возводишь каждый вечер вокруг лагеря?
— Хорошее замечание, — сказал Очен, — но здесь есть разница, хотя и небольшая. Защита, которую возвожу я вокруг нашего бивака, — это самые общие обереги, не направленные против конкретного человека. — Он удрученно усмехнулся. — Для того же, чтобы облегчить страдания моим бедным ягодицам, мне придется прибегнуть к более конкретному колдовству, предназначенному только для меня, и это, если враг наш настороже, может указать ему на мое присутствие.
Каландрилл спросил:
— Но когда в Ахгра-те ты сделал нас невидимыми, разве эта магия не была направлена лично на каждого?
— Была, — согласился Очен, — но там я прежде поговорил со священником, а он так же, как и я, вазирь, и вместе мы воздвигли стену.
Каландрилл опять кивнул, но сомнения его еще не развеялись.
— А сейчас наши уроки не указывают на нас?
— Мы работаем под защитой магии, которую я воздвиг вокруг бивака, — пояснил Очен. — К тому же пока все твои занятия сводятся к запоминанию и совершенствованию заклятий и к ментальным упражнениям. Так что мы в безопасности. Позже, возможно, эти занятия могут нам помешать.
— С приближением к Фарну? — спросил Каландрилл.
— Истинно. Ты чувствовал его сегодня в ветре. Вонь его намного усилилась. Чем дальше на север, тем хуже, тем сильнее чувствуется присутствие Безумного бога.
— А вазирь-нарумасу, — вновь нахмурился Каландрилл, собираясь с мыслями, — разве их воздействие на нас не усиливается с приближением к Анвар-тенгу?
— Это верно, — сказал Очен. — Но не забывай, что основные их помыслы сосредоточены на том, как уберечь город. Все свои силы они прилагают к тому, чтобы не позволить противнику ворваться в город.
С каждым новым пояснением у Каландрилла возникал очередной вопрос.
— Но ведь Фарн спит. Как это возможно?
Вазирь пожал плечами, зашуршав халатом. На мгновение свет от звезд вспыхнул на его накрашенных ногтях.
— Я думал, ты понимаешь. Боги спят не так, как люди, — тихо проговорил он. — Фарн пребывает в забытьи, он спит, это верно. Но во сне он видит сны и чует кровь, струящуюся в физическом плане. Войны между людьми, их жажда завоеваний — все это укрепляет и питает его. И даже сны его воздействуют на наши дела. Возможно, он тоже пытается расшатать врата Анвар-тенга. Возможно, он предупреждает Рхыфамуна, и посему вазирь-нарумасу вынуждены отдавать все свои силы защите ворот. Ну а теперь достаточно вопросов. Займемся уроком. Пожалей измученного седлом колдуна.
— Я уже все спросил, — сказал Каландрилл. — Остается только вопрос про Ценнайру.
Очен вздохнул. Каландриллу стало не по себе.
_ Сначала урок, — заявил вазирь. — Затем, если мы еще будем в состоянии, поговорим о Ценнайре и ее сердце.
В голосе его прозвучало что-то такое, отчего Каландриллом овладело дурное предчувствие.
Глава четырнадцатая
— Некромантия в том виде, в каком воспользовался ею Аномиус, — сказал Очен, когда урок закончился и Каландрилл вновь вернулся к теме сердца Ценнайры, — здесь не практикуется, как и вообще среди цивилизованных народов, посему я мало с ней знаком. Если бы не Ценнайра, я бы предпочел на эту тему не говорить.
— Ты сказал, что она может получить сердце назад! — возразил Каландрилл, все более и более нервничая.
— Это возможно. — Очен протестующе поднял руки. — Но…
Он замолчал, и Каландрилл перестал дышать. Сомнение, прозвучавшее в голосе колдуна, заставило его — живое — сердце биться как молот. Внутри у него все кипело от волнения.
— Но?.. — спросил он.
Очен вздохнул и переплел руки в широких рукавах зеленого халата. На мгновение он вперил взгляд в темное звездное небо, в серп луны, а затем вновь посмотрел на Каландрилла.
— Ты заслуживаешь правды, — наконец хмуро сказал он, — чистой правды, и ты ее услышишь. Но прежде я хочу тебя предупредить: эта правда может тебе не понравиться. Нет, помолчи, — быстро вставил он, когда Каландрилл открыл было рот. — Выслушай меня, но сделай скидку на то, что я говорю о худшем варианте, а также на то, что я не очень хорошо разбираюсь в этом деле. Будем надеяться, что с помощью Хоруля и его божественных братьев вам удастся избежать худшего. Будем надеяться на исполнение желаний твоего и ее сердец.
Каландрилл кивнул, но плотно поджал губы. По спине у него побежали мурашки.
— Итак, — тихо продолжал Очен, — общая ситуация такова. Для того чтобы Ценнайра вновь стала смертной, нужно высвободить ее сердце из лап Аномиуса. Для чего необходимо забрать шкатулку из Нхур-Джабаля. А я не сомневаюсь, что Аномиус охраняет ее мощным колдовством. И поскольку цитадели не знает никто, то уже эта задача может стать чрезвычайно опасной. Однако если Ценнайра опишет цитадель в мельчайших подробностях, то ее можно будет отыскать.
Он замолчал и кивнул сам себе. Под ложечкой у Каландрилла засосало.
— Но вся схема может оказаться другой, — вновь заговорил Очен. — Я тебя предупреждал, что заглядывать в будущее не мое призвание. Я также говорил о своей уверенности, что во всем этом присутствует божественный замысел. Вполне вероятно, Балатур, как и его брат, видит сны, кои помогают тебе. Возможно, во всем этом присутствует рука тех сил, кои управляют Молодыми богами. Наверняка я утверждать не вправе, но мне кажется, Ценнайре было предписано присоединиться к вам и стать вашим союзником.
— В таком случае, — не выдержал Каландрилл, — Балатур и Молодые боги, и все те силы, которые стоят за ними, должны нам помочь.
— Не исключено, — медленно проговорил Очен, — но подумай вот о чем. Ежели Ценнайре было предписано стать частью этого дела, значит, ей предписано было стать зомби. Возможно, ей также предписано оставаться зомби до тех пор, пока вы не добьетесь своего.
— Нет! — в отчаянии воскликнул Каландрилл. — Этого не может быть!
— Что может, а чего не может быть — решать богам и судьбе, — возразил вазирь, — а не простым смертным. Но пойми меня правильно: я не утверждаю, что это будет так, и только так. Вполне вероятно, твои желанияисполнятся.
— А вероятно, и нет, — пробормотал Каландрилл с горечью в голосе.