Я прочистил горло, пытаясь понять, откуда он вообще знает, через что мы с Ромео прошли.
— Откуда вы знаете, что тогда происходило?
— Потому что я сам был здесь за несколько месяцев до вас. Тогда это было жестоко и по-настоящему страшно. Я знаю, что ты потом пошел в юриспруденцию, и догадываюсь, что это было попыткой изменить мир. Ромео стал профессиональным бойцом, а я, как и Руби, пошел в психологию. Думаю, мы все просто стараемся сделать мир хоть немного лучше, верно? — Он улыбнулся, глядя на нас обоих.
Сомнений не было — Терренс говорил честно. Без прикрас. Я умел читать людей, и в нем не было ни манипуляций, ни скрытых мотивов.
— Это не твоя вина. Я рад, что сейчас для ребят здесь все иначе, — сказал я. — Итак, о чем конкретно ты хочешь, чтобы я рассказал?
— Поделись своей историей с точки зрения того, как все это повлияло на твою жизнь после. Как ты решил пойти в юриспруденцию. Как одно событие изменило весь путь твоей жизни.
Я кивнул. Сам удивился, насколько спокоен себя чувствовал, учитывая, с какой ненавистью когда-то относился к этому месту.
— Да, я справлюсь.
— Я надеялся, ты сможешь сначала выступить перед всей группой, а потом, может, пообщаться с ребятами отдельно или в небольших группах? — спросил Терренс.
— Без проблем.
Он кивнул и перевел взгляд на Руби:
— Может, ты тоже останешься и поболтаешь с ребятами?
— Конечно. Я здесь, пока Ривер здесь, — ответила она, и не знаю почему, но у меня внутри все сжалось от гордости, будто я какой-то гребаный пещерный человек, который только что поразил свою женщину.
Я поднялся, и мы направились по коридору к комнате с тридцатью стульями, расставленными лицом к сцене. Все они были заняты подростками — от четырнадцати до, может, семнадцати лет.
— Готов? — спросила Руби, пока мы шли вслед за Терренсом к сцене.
— Настолько, насколько это возможно. Не люблю говорить о таких вещах, но Ромео сказал, что все прошло нормально. Так что мы здесь.
Она кивнула. Терренс остановился, протянул руку, приглашая Руби занять место в первом ряду. Она посмотрела на меня:
— Ни пуха, Дикий Ривер.
Я ухмыльнулся и пошел к сцене. Терренс взял микрофон и представил меня.
— Ривер провел здесь восемь месяцев, когда ему было семнадцать. Сейчас он — адвокат. Думаю, он сможет поделиться с вами своим опытом, и он может оказаться полезным, — сказал Терренс и отступил в сторону.
— Привет. Я Ривер Пирс, и, как сказал Терренс, я провел здесь какое-то время, когда мне было семнадцать. Думаю, вы недавно встречались с моим лучшим другом Ромео Найтом — мы были здесь вместе, — начал я, и в зале раздались одобрительные возгласы. Похоже, они его помнили. Неудивительно, учитывая, что имя Ромео недавно звучало повсюду после его победы в поединке. Сейчас он не только крутой парень, но и почти что знаменитость.
Я собрал мысли.
— Так вот, что я вам скажу. В жизни вы будете ошибаться — и по-крупному, и по-мелочи. Но важно то, что вы делаете с этими ошибками. Меня тогда посадили сюда не за то, что я сделал. А за то, что сделал другой человек. И долгое время эта несправедливость разъедала меня изнутри. Но, по правде говоря, я не был идеальным ребенком, и время здесь заставило меня задуматься — чего я вообще хочу от жизни. Я провёл здесь восемь месяцев. Это было неприятно. Я пропустил почти весь выпускной класс в школе.
Я сделал паузу, потянулся за бутылкой воды, которую оставил для меня Терренс. В зале повисла тишина — можно было услышать, как крышка щёлкнула, когда я закручивал ее обратно.
— Когда я вышел отсюда, я решил серьезно поменяться. Я понял, что то, что со мной случилось, было несправедливо. И я хотел что-то с этим сделать. Я не стал мстить тому ублюдку, из-за которого сел, хотя терпеть его не могу, — добавил я, и зал взорвался смехом. — Я подумал, как можно повлиять на будущее. И это привело меня в колледж. Было тяжело. Пришлось наверстывать упущенное и заново проходить последний класс школы. И угадайте что? Я получил сплошные пятерки. Впервые в жизни.
Послышались аплодисменты и крики одобрения. Я взглянул на Руби, она слушала, как будто я только что принимал присягу президента.
— Как ты это сделал? — выкрикнул кто-то с заднего ряда.
— Засучил рукава и начал пахать. Потому что с тех пор, как я вышел отсюда, я решил: никто не будет говорить мне, кто я. Я сам решу. Я сам выберу, кем хочу быть. И я это сделал. Сначала поступил в комьюнити-колледж, потом перевелся в крупный университет, а потом получил полную стипендию в юршколе. Если вы действительно чего-то хотите, если не сдадитесь, вы сможете осуществить свою мечту. Я хотел изменить мир. Много кто ставил на то, что у меня ничего не выйдет. Но знаете, что важно в итоге?
Я на мгновение замолчал, оглядел комнату и встретился взглядом с Руби, прежде чем снова перевести взгляд в центр зала.
— Вы. То, во что вы сами верите. Кем вы хотите быть. Никто не имеет права решать это за вас. Пока вы здесь, вам нужно соблюдать правила, держать курс, не нарушать границ — да, все это. Но когда вы выйдете — все то же самое. Надо быть умным, делать свое дело и идти к тому, чего хотите. Но в конце концов только вы решаете, какой путь выберете. Сейчас я работаю сам на себя. Я защищаю тех, кто сам не может себя защитить. Я — голос тех, кто не умеет говорить за себя. И я борюсь за то, во что верю. Вот что вам нужно выяснить.
Я снова сделал глоток воды.
— Во что вы верите? Кем хотите стать? Потому что только вы можете это воплотить.
Зал взорвался аплодисментами и свистом. Я рассмеялся и поднял руки:
— Я тут побуду еще немного, подойду к каждому. И если хотите услышать что-то по-настоящему умное — у меня есть подруга Руби. — Я махнул рукой в сторону первого ряда. — Она, между прочим, доктор. Намного умнее меня. И точно скажет вам больше, чем я.
Аплодисменты усилились. Я сошел со сцены, и Терренс объявил, что всем пора на обед, пообещав, что мы скоро подойдем.
— Отличная работа, Ривер. Они тебя поняли. Они чувствуют в тебе родственную душу. Просто рассказав свою историю, ты уже сделал многое, — сказал Терренс, ведя нас в столовую.
Следующий час мы с Руби ходили по залу и общались с ребятами. Они были в восторге от нее, и я понимал почему — я сам был.
— Ты правда доктор, Руби? — спросил Джона. Ему было пятнадцать. Его посадили сюда за то, что он вломился к соседям и украл еду — как он сказал, для младших братьев и сестер, которые были голодны. Соседи вызвали полицию, и у него в куртке нашли перочинный нож. Это сделало дело гораздо серьезнее — и вот он здесь.