На очередном таком мероприятии и прошла встреча Нового года, на столе — все тот же „Арарат“ кошкокрасительного производства, старый вонючий сыр, вареная фасоль — лобио и хлеб. Ну и, конечно, свечи: в Армении было маловато электричества. Страна воевала, и ей было явно не до производства электроэнергии и многого другого — решался вопрос: сколько же территорий отхватить у Азербайджана?
В начале января группу переодели в форму и под звуки национального гимна отправили в тринадцатичасовой переезд через горные перевалы, в Степанакерт — столицу Карабаха. Через день новое пополнение уже было на позициях в Мардакертском районе. База подразделения, куда попал Юра, находилась в заброшенном армянском селе, не раз переходившем из рук в руки. Группа в количестве сотни человек почему-то именовалась батальоном, а командовал ими бывший уголовник, в 90-м году резко ставший фидаином — бойцом за свободу — и, как о нем отзывались, неплохо научившийся воевать. Кстати, он очень не любил выслушивать чьи-либо советы.
Геворг — так его звали — вечером каждому лично выдавал оружие. Какова же была его радость, когда он услышал от одного из новичков:
— А мне бы винтовку! Снайпер я…
Через несколько минут у „хорвата“ в руках была винтовка… Мосина, образца 1934 года. До полудня ему пришлось убеждать комбата в необходимости проверить и пристрелять ее, прежде чем приступать к „работе“. Перед сном он уже понимал, что здесь его опыт никого не интересует. Как разведчик он тоже не нужен: „свои есть!“.
Утром выяснилось, что „бабушка“ может стрелять прицельно не далее трехсот метров, а после обеда Юра был на посту, где шла перестрелка с азерами. На участке, который контролировал батальон Геворга, в это время велась „пассивная война“: просто сидели за камнями и иногда, от нечего делать, палили в сторону противника.
Так что у снайпера хватало времени анализировать все стороны новой военной жизни: солдаты почти голодают, общипывая растительность и расстреливая скворцов на суп, а офицерье зажирается мясом, маслом и консервами, умудряясь даже чифирить. Обеспечение и снабжение, понятно, ноль. Воровство — в законе. Жаловаться некому. Много „гавкать“ вредно для жизни — пуля не с той стороны может прилететь! Что ж, все по-свойски, по-советски…
К марту перестрелки начали усиливаться, и комбат получил приказ готовиться к наступлению. Ему сообщили даже день наступления на село, которое занимали „турки“. Юра прекрасно изучил район атаки через оптику и, зная возможности своей „бабушки“, предложил комбату такое тактическое решение: для снайперской поддержки выдвинуться ему в нейтральную зону накануне атаки на дистанцию триста метров. Винтовка будет подавлять огневые точки противника, пока основная группа армян выполнит обходной маневр с целью удара в тыл азеров. А резервное подразделение пусть изображает готовность активно атаковать в лоб по фронту.
— Ни хрена ты не понимаешь! Будешь с нами вместе наступать по полю и стрелять с ходу! — Геворг был в своей манере.
— Постой, командир, это же невозможно, мы что — камикадзе?
— В Карабахе все возможно! А грузин твой — Камикадзе вообще здесь ни при чем: они трусливы, потому что не дерутся с мусульманами!
На следующий день был бой, а к вечеру село у „мамедов“ отбили. Потери батальона — восемнадцать человек убито и десять ранено.
— Все наши потери из-за классной работы азеровского ПК, а я не могу попасть в пулеметчика на бегу! — доказывал снайпер.
Комбат, как всегда, был мудр:
— Ерунда это, а не потери! Главное — село взяли, новые позиции… А трофеи какие: шесть автоматов, два пулемета, двенадцать баранов и две коровы! Класс!
На следующий день Юра увидел: всю „добычу“ батальона загрузили в „Урал“ и увезли в неизвестном направлении. Тоскливо проводив взглядом несостоявшийся шашлык, он вспомнил анекдот о русских, рассказанный ему еще в Италии одним из инструкторов.
„Действие происходит в ВВС разных стран. В Америке по тревоге в кабину „Ф-16“ запрыгивает пилот, а на сиденье — канцелярская кнопка. Пилот, понятно, подпрыгивает, выбрасывает кнопку в окошко и говорит механику:
— Ну, Фред, погоди! Вернусь — с тебя сотня долларов!
Франция. Та же ситуация, на сиденье „Миража“ — та же злосчастная кнопка. Пилот негодует:
— Погоди, Жан, вернусь — твоя любовница на неделю моей будет!
Россия. В кабине истребителя „МИГ“ из сиденья пилота торчит гвоздь „сотка“. Вытаскивает его пилот, задумывается: „А может, так и надо?“, вставляет на место и взлетает…“