— Ну вот, теперь и помереть не жалко!
— Ты что, батя? — бросился к нему Олег.
— Знаешь, сынок, мне этот балык однажды целую неделю в сон влазил! Красивый такой, нарежу его кусками, жую — а вкусу никакого! Проснусь — тоже во рту ничего — ни вкуса, ни запаха! Так и помру, думал, не попробовамши! Спасибо, сын, за исполнение желания! — он обнял Айса и прижался щетиной к его щеке.
Айс поцеловал его в небритую щеку, затем резко отстранился и быстро пошел на лоджию, прихватив сигареты. Немного погодя за ним вышла Сонька — позвать к столу.
— Ты что, плачешь? Ты?! — она заметила влагу на его щеке.
— Да это сигарета, зараза! Едкая какая-то попалась! — Айс вытер щеку и доверительно сказал ей:
— Ты знаешь, что меня бесит в настоящей жизни? То, что все эти жирные рожи, громко именующие себя «новыми русскими», выбившись из грязи в князи, напрочь забывают, в каком дерьме они недавно сидели! И что в этом дерьме остались им подобные — такие же гомо сапиенс, как и они, только победнее их и постарее. Эти «новые» спонсируют все, что только может их прославить: футбольную лигу, клуб «Зеленый попугай» какой-нибудь или, к примеру, мировой чемпионат по шахматам… А старики, вот такие, прославить их не могут, и поэтому о них вспоминают лишь тогда, когда приходит время выборов. Как же, голоса пенсионеров — самые стабильные! А после выборов на них опять кладут большую кучу дерьма! Есть у меня одно такое стихотворение — само однажды в голове сложилось, у Вечного огня как-то стоял…
Динамик выдавая вовсю «Славянку», С трибун звучал приветственный экстаз, А я смотрел на орденские планки, На памятных наград иконостас. Родные и седые — ветераны! И — болью сыромятного ремня Вдруг сердце сжалось: как вас стало мало У места встречи — Вечного огня! Вам смерть плевала в души, ветераны, Из пасти пулеметного окна, А после вместо пластыря на раны Привинчивались с кровью ордена. Войну окончив, танки переплавив, Ты, ветеран, за все врагов простив, Пахал и сеял, вместе с сорняками Выпахивая кости и тротил. Зa что ж так тяжко нынче ваше бремя В стране, где все сейчас твое-мое? Вы пережили все, чтоб в наше время Спросили вас: — Так чье ж вы, старичье? Не потому ль из жизни быстротечной, В глаза несправедливости взглянув. Ряды вы покидаете навечно, До старости чуть-чуть не дотянув? …Динамик выдавал вовсю «Славянку», Народ венки к подножью возлагал, А я смотрел: щекой припавши к танку, О ком-то тихо плакал генерал. В войну не поврежденную снарядом Броню, казалось, жгла термит-слеза. И понял я, что нет милей награды. Чем памятью омытые глаза!.. Не забывайте тех, что мир вам дали! Пусть ими не предъявлен память-счет, Но как же много мы им задолжали! И как же мало отдали еще!— Поняла? Так что я поеду, Сонь, в этот проклятый Карабах за этими проклятыми долларами! И я их привезу, во что бы то ни стало! А вот кому и как их разделить — это мы еще будем посмотреть!..
За два дня уладили все перипетии с Сонькиным поступлением в вуз: деньги внесли, но ждать нужно было до осени.
— Мам, Соня поживет у нас? — передавая ей деньги, оставшиеся от поступления, спросил Айс. — А это ее плата за жилье плюс на мелкие расходы.
— Ладно, давай, не откажусь: когда еще эту треклятую пенсию принесут, а молодой организм калорий требует! Ты мне вот что лучше скажи! — мать пытливо заглянула сыну в глаза. — Невестку в дом привез или…
— Да что ты, мам? — отвел взгляд Олег, — Просто — хорошая знакомая!
— Ладно, ладно, езжай на свои маневры! — она и мысли не допускала о войне. — Меня не обманешь, самые лучшие жены выходят из хороших знакомых!
Айс, помня обещание, данное Гарику, взял билеты до станции… Кавказская. Что еще раз доказывает общеизвестную теорию: Земля все же круглая…
Глава 5
Глаз — да не во лбу, батон — но не хлеба, хрен — не из огорода!
Прибыв в городок, Казарян с помощниками поехали прямиком на его окраинную улицу, и через час, оставив Шнифта и Батона в тени огромною ореха возле покосившейся хаты-мазанки с пятью мешками товара, он укатил с остальным «налаживать отношения с местной властью». Батон с хрустом умостился на один из мешков, достал «Приму» и, прикурив сигарету, тут же со злостью выплюнул ее.
— В натуре, падло, во рту сухо, как у незаведенной бабы в одном месте! Что будем делать, кентяра?
— Ничем не могу подогреть! — Шнифт шутливо вывернул карманы, — Всего две «тонны» и есть на развод!