Нож не шевельнулся, но, несмотря на инъекцию, ощущение было не из приятных.
– Из этого положения я не смогу как следует взяться за него, – сказал Робби. Он посмотрел на О'Хару. – Вы сильный, – обратился к нему Робби. – Вы и вытяните нож.
О'Хара уставился на него, потом на меня.
– Подумай о боссах, – напомнил я. О'Хара криво улыбнулся и сказал Робби:
– Скомандуете, когда нужно будет тянуть.
– Сейчас, – ответил Робби.
О'Хара ухватился за рукоять и потянул, пока лезвие не вышло из моего бока.
Робби быстро наложил повязку, а О'Хара стоял, словно окаменев, отстраненно держа предмет, причинивший мне такую неприятность.
– Прошу прощения, – сказал мне Робби.
Я покачал головой. Во рту у меня пересохло. О'Хара положил нож на кухонный стол, на разорванную обертку от перевязочного пакета, и мы все втроем очень долго просто смотрели на него.
Длиной он был около восьми дюймов, и половину этой длины составляла рукоять. Плоское лезвие было почти трех дюймов шириной у рукояти и сходилось к острию. Одна длинная сторона треугольного лезвия была просто остро заточена, на другой были зазубрины. Широкий конец лезвия плавно переходил в рукоять, в которой было прорезано достаточно большое отверстие, чтобы в него можно было полностью продеть руку. Собственно рукоять с выемками для пальцев, чтобы усилить хватку, была составлена из нескольких кусков темного полированного дерева шириной в ладонь. Все остальное было из блестящего металла.
– Он тяжелый, – ровно сказал О'Хара. – Им можно было бы разрезать тебя пополам.
Широкий конец лезвия украшало одно-единственное слово: «Гнев».
Я поднял ужасное оружие, чтобы поближе рассмотреть его, и обнаружил, что оно действительно тяжелое (больше чем полфунта, как мы узнали, когда Робби взвесил его на кухонных весах Доротеи); выбитые на металле буквы гласили, что сделано оно из нержавеющей стали в Японии.
– Нам нужен, – сказал я, кладя нож обратно, – эксперт по ножам.
– Сначала вам нужен, – извиняющимся тоном произнес Робби, – ряд стежков для остановки кровотечения.
Все мои защитные приспособления сняли, чтобы Робби мог видеть, что делает, и он утешительным тоном сообщил мне, что острие ножа угодило мне в ребро и скользнуло вдоль него, не войдя в мягкие ткани и сквозь них в легкое.
– Ребро треснуло от удара. Но вы правы, вам повезло, все повреждения заживут достаточно быстро.
– Чудесно, – легкомысленно сказал я, чувствуя облегчение. – Быть может, завтра мне стоит надеть пуленепробиваемый жилет?
Робби стер с моего торса изрядное количество подсохшей крови, намочив для этого одно из чайных полотенец Доротеи, а потом помог мне облачиться в мою единственную относительно целую верхнюю одежду, то бишь в штормовку.
– Выглядите как новенький, – заверил он меня, застегивая «молнию» на штормовке.
– Босс ничего не заметит, – согласился О'Хара, кивая. – Ты в силах поговорить с ним?
Я кивнул. Поговорить с ним было необходимо. Нужно убедить его, что деньги компании в моих руках в такой же сохранности, как и в сейфе. Необходимо развеять все предположения о «злосчастье».
Я сказал:
– И все же мы должны найти того, кто так фанатически желает остановить съемки этого фильма, что даже пошел – или пошла – на убийство, чтобы добиться этого. Я полагаю, что этим ножом нас, возможно, хотели только запугать, вроде как вчерашним кинжальчиком, но если бы я не надел жилеты…
– Если бы не жилеты и на дюйм в любую сторону, – кивнул Робби, – вы уже стали бы достоянием истории.
– Таким образом, – продолжал я, – если мы допускаем, что меня намеревались убить, то я непременно должен узнать, кто и почему. Я хочу сказать, мы должны искать его сами, если не хотим обращаться в полицию. С другой стороны… – Я помолчал, затем продолжил: – …если причина нападения на меня не устранена, а именно это мы предполагаем, то они – он, она или они – могут попытаться напасть снова.
У меня было ощущение, что эта мысль посещала уже обоих моих приятелей, но они не хотели высказывать ее вслух, чтобы не тревожить меня.
– Ни один фильм не стоит того, чтобы умирать за него, – сказал О'Хара.
– Этот фильм затронул дерьмо, которое спокойно лежало двадцать шесть лет, – отозвался я. – Потому и поднялась такая вонь. Теперь уже нет смысла раскаиваться в содеянном. У нас остается выбор – или окончательно поставить крест на фильме и удрать в панике – и каким окажется мое будущее, если я это сделаю? – или… э… выкопать из-под дерьма факты.
– Но, – с сомнением произнес Робби, – найдете ли вы что-нибудь? Я имею в виду, что когда это все только случилось, дело было совсем свежим, но полиция ничего не нашла.
– В полиции служат обычные люди, – ответил я. – Не непобедимые супермены. Если мы попытаемся и тоже ничего не найдем, то так тому и быть.
– Но с чего вы начнете?
– Как я уже говорил, отыщем кого-нибудь, кто понимает в ножах.
Пока мы говорили, стемнело. И в тот момент, когда Робби направился к выключателю, мы услышали, как открылась и закрылась дверь в передней и как тяжелые шаги протопали к нам по коридору.
В дверях кухни появился Пол, злой, исполненный подозрений. Он с яростным изумлением уставился на меня. Нерешительность, проявленная им во время нашей предыдущей встречи, исчезла. Несдержанность вернулась вновь.
– И что, по вашему мнению, вы здесь делаете? – спросил он. – Я говорил, чтобы вы держались подальше, но вы не желаете слушать!
– Я говорил Доротее, что хочу немного прибрать здесь.
– Я сам приберу дом. Я не желаю, чтобы вы находились здесь. А в ваших услугах, доктор Джилл, здесь не нуждаются. Выметайтесь, вы все.
Это был первый контакт О'Хары с Полом Панниром – чрезвычайно познавательный опыт.
– Откуда вы взяли ключ? – вызывающе вопросил Пол. – Или вы взломали дверь? – Тут он впервые прямо взглянул на О'Хару и заявил: – Кто вы, черт побери? Я хочу, чтобы вы все немедленно убирались вон!
Я сказал без эмоций:
– Это дом вашей матери, и я нахожусь здесь с ее разрешения.
Пол не слушал. Взгляд его упал на стол и прямо-таки прикипел к ножу.
На ноже почти не осталось крови, он более или менее очистился, пока его извлекали наружу через множество слоев полистирена и ткани, поэтому скорее всего вид ножа, а не догадки касательно его использования лишили на время Пола дара речи.
Он поднял глаза и встретился со мной взглядом; он был не в состоянии скрыть потрясение. Глаза его были так же темны из-за расширенных зрачков, как бледно было его лицо. Рот его открылся. Он не нашел что сказать и просто развернулся и выскочил из кухни в коридор, а потом наружу через переднюю дверь, оставив ее открытой.
– Кто это? – спросил О'Хара. – И что это вообще было?
– Его мать, – объяснил Робби, – получила тяжелые ножевые ранения в этом доме в прошлую субботу. Он мог подумать, что мы каким-то образом нашли оружие,
– А может, ты нашел? – повернулся ко мне О'Хара. – О чем ты пытался поведать мне вчера? Но это не тот нож, который ты нашел на Хите, верно?
– Не тот.
Он нахмурился.
– Я ничего не понимаю во всем этом.
Я тоже не понимал ничего, но где-то должно было быть объяснение. Ничего не случается без повода.
Я спросил Робби Джилла, убиравшего медицинские инструменты:
– Вы знаете кого-либо по имени Билл Робинсон, он чинит мотоциклы?
– Вы в порядке?
– Не на все сто процентов. Так знаете?
– Билл Робинсон, который чинит мотоциклы? Нет.
– Вы знаете город. Кто может знать?
– Вы серьезно?
– У него может находиться, – коротко пояснил я, – то, ради чего был разгромлен этот дом.
– Это то, о чем вы говорили мне? Я кивнул.
Робби придвинул к себе телефон, сверился с записной книжкой, которую достал из кармана, и набрал какой-то номер. Он обзвонил одного за другим четырех абонентов, но наконец отодвинул телефон и удовлетворенно кивнул.