– Я не вставлю это в фильм.
– Я был так зол, – сказал он. – Как они могли! Как могла она позволить им? Ведь не было наркотиков…
– Вы знаете, – спросил я, – что от такого удушения почти всегда умирали только мужчины?
– О, Боже!.. Они хотели проверить, действует ли это на женщин.
Абсолютная бессмысленность этого до немоты потрясла нас обоих.
Я перевел дыхание и сказал:
– В «Барабанном бое» говорилось, что я не смогу раскрыть загадку смерти Сони, но я это сделал. Теперь мне остается найти того, кто убил Пола Паннира.
Джексон с силой оттолкнулся от ворот и шагнул ко мне, крича:
– Оставьте это! Оставьте всех нас в покое! Не снимайте этот мерзкий фильм!
Его крик заставил моего каратиста мигом выскочить из машины. Джексон смотрел с удивлением и тревогой, даже когда я успокаивающе помахал рукой, дабы «черный пояс» усмирил свои рефлексы.
Я сказал Джексону:
– Мой телохранитель – словно сторожевой пес. Не обращайте внимания. Кинокомпания настояла на его присутствии, потому что помимо вас есть и другие желающие остановить съемки этого фильма.
– Держу пари, что одна из них – эта сука Одри, ехидная сестричка Сони.
– И она тоже, – согласился я.
В дверях дома появилась Люси и позвала отца:
– Папа, тебе звонит дядя Ридли.
– Скажи ему, что я подойду через минуту. Когда она исчезла, я сказал:
– Ваш брат сегодня утром снимался в фильме, ездил верхом. Он будет недоволен моим присутствием.
– Почему?
– Он вам скажет.
– Я желал бы, чтобы вы никогда не приезжали, – горько сказал он и зашагал к своему дому, к своей спасительной гавани, к своим нормальным прелестным жене и дочери.
Я отправился обратно в Ньюмаркет, зная, что вел себя опрометчиво, но не жалел об этом. Я знал, кто убил Пола Паннира, но доказательства – это нечто большее, чем просто догадки. Полиции нужны доказательства, но я, по крайней мере, мог направить ее в нужную сторону.
Я думал об одной отдельной газетной вырезке, которую я обнаружил в папке, ныне лежавшей в сейфе О'Хары.
Валентин написал эту статью для колонки случайных сплетен. Газета вышла шесть недель спустя после смерти Сони, и об этой смерти там не упоминалось.
Там говорилось вот что:
«Ньюмаркетские источники сообщают, что жокей П.Г.Фальмут (19 лет), известный знакомым как Свин, уехал в Австралию, оформив разрешение на работу и надеясь обосноваться там. Родившийся и выросший в Корнуэлле, неподалеку от города, название которого совпадает с его фамилией, Свин Фальмут переехал в Ньюмаркет два года назад. Его притягательные личные качества и умение побеждать скоро снискали ему множество друзей. Несомненно, набравшись жокейского опыта, он мог бы добиться процветания в Англии, но мы желаем ему больших успехов в его новом заморском предприятии».
Вместе с заметкой была опубликована фотография улыбчивого, ясноглазого, добродушного с виду молодого человека в жокейском шлеме и рубашке, но заголовок статейки окатил меня ледяным ливнем понимания.
«Уход корнузлльского парня», – гласил он.
ГЛАВА 16
Мы снимали сцену повешения на следующее утро, в понедельник, в поделенном на части пустом стойле, смонтированном в доме наверху.
Монкрифф перекинул через скрещение балок веревку и сам повис на ней, проверяя прочность декорации, но благодаря монолитным шлакоблокам и мощным железным скобам, скрепляющим новые стены со старым полом, сооружение даже не дрогнуло, к зримому облегчению постановочного отдела. Устланные соломой бетонные плиты пола глушили гулкое эхо шагов, выдающее пустоту под ногами, погубившее ощущение реальности множества голливудских «дворцов», выстроенных, казалось бы, точно до последней балясины.
– Куда вы делись после нашего чрезвычайно короткого совещания прошлой ночью? – допытывался Монкрифф. – Говард искал вас по всему отелю.
– Неужели?
– Вы приехали в отель на машине, вы съели сэндвич, пока мы обсуждали сегодняшнюю работу, а потом исчезли.
– Разве? Ну, вот я здесь.
– Я сказал Говарду, что вы наверняка будете здесь сегодня утром.
– Огромное спасибо.
Монкрифф усмехнулся.
– Говард был встревожен.
– Хм… Ивонн уже здесь?
– Внизу, в гримерной, – с умильным видом кивнул Монкрифф. – Она такая красотка!
– Длинные белокурые волосы? Он кивнул.
– Как вы и заказывали. И все же где вы были?
– Неподалеку, – туманно ответил я. На самом деле я ускользнул от своих нянек, прошел кружным путем через Хит в конюшню, отметился у сторожа и сказал ему, что хочу спокойно поработать и если кто-нибудь меня спросит, то меня здесь нет.
– Так и скажу, мистер Лайон, – пообещал он, уже привыкнув к моим странностям, а я тихонько прошел в кабинет наверху и позвонил Робби Джиллу.
– Прошу прощения, что беспокою вас в воскресенье вечером, – извинился я.
– Я всего лишь смотрел телевизор. Чем могу помочь?
Я спросил:
– Достаточно ли хорошо чувствует себя Доротея, чтобы мы могли перевезти ее не во вторник, а завтра?
– Вы видели ее сегодня? Что вы думаете?
– Она сказала, что по-прежнему хочет переехать в частную клинику, и большая часть ее душевных терзаний уже позади. Но с медицинской точки зрения… ее можно перевозить?
– Хм…
– Она вспомнила многое из того, что видела в минуты нападения на нее, – пояснил я. – Она видела лицо нападавшего, но она не знает его. Она также видела нож, которым ее ранили.
– Боже, – воскликнул Робби, – эту штуку, похожую на кастет?
– Нет. Это был тот, которым пырнули меня.
– Господи!
– Так что, если можно, перевезите ее завтра. В частной клинике запишите ее под вымышленным именем. Она в опасности.
– Кровь и ад!
– Она вспомнила, что Пол остановил человека, ударившего ее ножом, и тем самым спас ей жизнь. Это ее успокаивает. Она удивлена. Она перенесла три ужасных потрясения, но я думаю, с ней все будет в порядке.
– Стойкая женщина. Не беспокойтесь, я позабочусь о ней.
– Отлично. – Я помолчал. – Вы помните, полиция брала у нас отпечатки пальцев, чтобы сравнить их с найденными в доме Доротеи?
– Конечно, помню. Они еще взяли отпечатки
Доротеи, ее подруги Бетти и мужа Бетти и сняли отпечатки пальцев Валентина с его бритвы.
– Там были еще и другие, которые они не смогли идентифицировать.
– Точно. Я полагаю, несколько. Я спрашивал своего друга из полиции, как идет следствие. Он ответил, что оно не сдвинулось с мертвой точки.
– Хм-м… – произнес я. – Некоторые из неопознанных отпечатков могут принадлежать О'Харе, а часть – Биллу Робинсону. – Я объяснил, кто такой Билл Робинсон. – И должны быть другие, ведь нападавший на Доротею не надел перчаток.
– Вы уверены? – затаив дыхание, спросил Робби.
– Да. Она сказала, что видела его руку, продетую в рукоять ножа. У него были грязные ногти.
– Господи Иисусе!
– Когда он явился в дом, он не ожидал застать ее. Он не собирался нападать на нее. Он пришел, чтобы вместе с Полом отыскать что-то, что могло быть у Валентина, и я полагаю, что он разнес весь дом в гневе и ярости, потому что ничего не нашел. Как бы то ни было, его отпечатки там должны быть повсюду.
Робби, сбитый с толку, спросил: –Чьи?
– Я скажу вам, когда буду уверен.
– Не дайте себя убить.
– Конечно, не дам, – отозвался я.
В назначенное время Ивонн поднялась наверх. Она соответствовала излюбленному боссами женскому образу – субтильная калифорнийка, ничего общего с настоящей, беззаботно смеющейся Соней.
В момент своей смерти Соня, согласно сообщениям самых консервативных газет, была одета в «красно-розовую атласную комбинацию», а если судить по словам тех, кто не прочь пощекотать нервы публики, «в блестящее алое мини с узенькими наплечными лямками и в изящные черные босоножки на высоких шпильках».