Первым делом я подумал о Харлей. В четвертом своем романе я упоминал о молодой женщине, которая родилась, когда ее мать столкнулась с мотоциклом. Я написал, что она как появилась на свет, так и умерла, в двадцать четыре года, когда ее сбил девяностопятилетний старик за рулем тридцатилетней развалюхи. Ее мотоцикл перелетел через ущелье, а потом рухнул на землю. Она сломала шею.
История эта мне удалась: люди писали, что плакали, читая ее. Я изобразил Харлей отчаянной девчонкой, которая жила по своим собственным правилам и была обречена на провал, потому что не умела приспосабливаться к правилам социума.
Эту историю я по большей части выдумал. На самом деле девушку эту звали Джанет, и она была точной копией своего брата-близнеца Эмброуза. По крайней мере совершенно одинаковы были все видимые части их тел, но никому не хотелось заглядывать им под одежду и выяснять, что там.
Их мать приходилась моему отцу единственной сестрой. В пятнадцать лет она сбежала в Луизиану и выскочила замуж за каджуна[9], который едва говорил по-английски. Они приезжали к нам раз в два года, и мы считали, что это самые странные люди на земле. Один из дядей сказал нам, что каджуны едят раков, и мы с Ноублом насовали красных фейерверков вокруг рачьих нор, чтобы родственники из Луизианы не съели и наших.
То, что Джанет и Эмброуз были близнецами, означало, что Джанет росла некрасивой девочкой, а Эмброуз — хорошеньким мальчиком. Эмброуз боялся всего на свете, а Джанет — которую Ноубл в шутку окрестил «Джейк» — не боялась вообще ничего.
Джейк залезала туда, куда не отваживался залезть ни один мальчишка Ньюкомб. И на спор она делала что угодно.
Она прошла по доске (2x4дюйма), переброшенной через ущелье глубиной в сотню футов. Прошла по двухдюймовой стороне.
Она влезла через окно в спальню мистера Барнера, когда он спал, и украла из стакана его вставную челюсть, а потом подвесила ее на ниточке в уборной во дворе.
Как-то вечером она пробралась в кухню начальной школы и высыпала в кастрюлю с тушеными бобами, приготовленными для угощения родительского комитета, две банки муравьев, которых мы собирали всем миром. Школу закрыли на три дня для дезинфекции.
Джейк вытащила из Библии проповедника воскресную проповедь и подложила вместо нее «Геттисбергское обращение» Линкольна. День выдался неимоверно жаркий, кондиционеров в церкви не было, и все, включая проповедника, клевали носом, так что он заметил подмену, только дойдя до середины проповеди. Он посмотрел на Джейк, Ноубла и меня и сказал: «Как говорил наш великий покойный президент Авраам Линкольн...» — и прочел речь до конца.
После службы проповедник взял меня за правую руку, а Джейк за левую и сказал, что искренне надеется, что мы каждый день истово молимся, чтобы не пойти путем зла, который приведет нас в геенну огненную.
Говоря это, он сжимал наши руки так сильно, что я заскулил от боли и едва не взмолился о пощаде, но потом взглянул на Джейк. В уголках ее глаз блестели слезы, но я точно знал, что даже если ей раздробят все кости в руке, она не попросит пощады. Конечно, при таких обстоятельствах я тоже не мог молить о милосердии.
Я начал в общих очертаниях набрасывать истории о моих родственниках, и меня посетила, кажется, сразу тысяча идей. Я начал развивать сюжет, конфликт между добром и злом. В прежних книгах я изображал своих родных если не злыми, то уж, во всяком случае, недостойными людьми, и смотрел на них сверху вниз. Но в новом наброске я показывал их героизм. Я опускал истории о том, как они посвящали жизни страданию и завидовали каждому, кому хватало предприимчивости, чтобы действительно что-то сделать. Я стал думать о них как о людях ленивых, но симпатичных. А каждый писатель знает: что чувствует автор, то чувствует и читатель.
Я делал то, что хорошо умею, — я описывал подлинные события. Я написал о представителях младшего поколения, которые поехали учиться и вернулись заносчивыми всезнайками, которые решились «облагородить» семью и переделать ее в какой-то стандартный идеал. Я изобразил свою семью в борьбе за привычный образ жизни, который быстро исчезает.
Набрасывая идеи, я пришел к мысли, что Джейк должна вырасти в Ванессу. Как дерзкая, неуправляемая, бесстрашная девочка вырастает в дерзкую, неуправляемую, бесстрашную женщину? Я должен это показать.
Я придумал для Джейк-Ванессы мужа по имени Борден из богатой семьи янки. Джейк пытается соответствовать его идеалам респектабельности.
Я подумал, что Джейк должна происходить из нищей семьи — этим объясняется се преданность предприимчивому мужу и стремление «подчистить» собственное семейство.