– Я бы хотела, – говорит она, не глядя на меня. – Я бы хотела быть как ты. Но я не могу пойти искать Байетт, если не смогла пойти искать его. Я думала, что лодочная смена – единственный способ попасть за забор, но ты – ты готова выкорчевать этот забор голыми руками. – Она судорожно вздыхает и тихо заканчивает: – Почему я не смогла сделать того же ради отца?
Впервые за все время я, кажется, знаю, что на это ответить. То, что говорили мне, когда я была маленькая и отца отправляли на операции.
– Ты его дочь, – говорю я. – Это не ты должна его защищать.
Она не отвечает, но слушает.
– А Байетт – наша подруга, – продолжаю я, наблюдая за Риз, и что-то в ее лице меняется. Я ее убедила. – И мы должны ее защищать, как она защищала бы нас. – Я собираюсь с духом и заканчиваю: – Как я защищала бы тебя.
На ее лице мелькает удивление, при виде которого меня обжигает стыд. Неужели это было настолько неочевидно?
Но тут она протягивает руку, и, когда ее ладонь касается моей, у меня перехватывает дыхание.
– Да, – говорит она. – Ладно.
Это все, что я могу сделать сегодня, и адреналин покидает меня так стремительно, что я едва не падаю на колени. Я улыбаюсь, отпускаю ее руку и ныряю под одеяло.
Я лежу на спине, по привычке оставив рядом место для Байетт. Я слышу, как Риз снимает куртку, чтобы накрыться ею. В спальне слишком тихо, и, несмотря на понимание, которого мы только что достигли, больше всего на свете мне хочется провалиться сквозь землю, чтобы нам не пришлось слушать, как мы обе усиленно притворяемся спящими.
– Слушай, – вдруг подает голос Риз. – Это ведь был не мой отец? По рации?
– Э-э… – Я не знаю, какими словами смягчить ее разочарование.
– Забудь, просто так спросила, – обрывает она меня смущенно, и я представляю, как она мотает головой. – Я просто… Я думала, что, если кто-то из родителей и вернется, это будет он.
Шорох, скрип деревянных реек – она устраивается поудобнее. Разговор окончен. Удивительно, что она вообще его начала.
Впрочем, сейчас, когда Байетт нет рядом, она другая. Возможно, я тоже изменилась. Я сжимаю кулаки, пытаясь собраться с мужеством. Я задавалась этим вопросом с момента нашей встречи, но если Риз не хочет говорить, то ничто ее не заставит.
– Тебе не обязательно отвечать… – начинаю я. У меня слегка дрожит голос. – Но, Риз, куда уехала твоя мама?
Я не вижу ее, а вместо этого наблюдаю за пятнами света, которые ее коса отбрасывает на потолок, и пальцем обвожу их мягкий размытый контур.
– Все сложно, – наконец говорит она. – Ну или мне просто хочется, чтобы все было сложно.
– Я не понимаю.
– Когда я узнавала в последний раз, она еще не покинула штат. Может, живет где-то в Портленде, не знаю.
– Что? – До Портленда от силы двести миль. Я всегда считала, что она уехала далеко или даже что Риз не знает, где она.
– Да, – говорит Риз. В ее голосе не слышно грусти, или злости, или вообще хоть каких-нибудь чувств. – Она не хотела оставлять Мэн. Она только меня хотела оставить.
Я не знаю, как на это реагировать. Но она разговаривает со мной. А значит, ей не все равно.
– Сочувствую, – говорю я. – Знаешь, ты могла бы рассказать мне об этом и раньше.
– Некоторые вещи принадлежат только тебе, – говорит она устало и сонно. – И живешь ты с ними одна.
Еще одно подтверждение того, насколько мы с ней разные. Риз никого не подпускает близко, а я всю жизнь мечтала быть частью другого человека. Приехав в Ракстер, я как будто наконец нашла свое место. Я как будто не знала, кто я, пока Байетт не объяснила.
И я знаю, что сказала бы Риз. Она сказала бы, что это нездоровое поведение, что это неправильно. Но разве у нас нет проблем посерьезнее? В конце концов, вокруг нас рушится мир.
Нет, Риз – это не Байетт, но она мне нравится. Мне нравится, как она умеет говорить без слов. Нравится даже, что я не всегда нравлюсь ей.
Глава 7
Байетт
Я стараюсь моргнуть но
Медленно густо как мой язык он горячий и сухой ломтик чего-то мир крадется мне под веки и я я я…
Просыпаюсь.
В голове разливается жар. Свет режет глаза, но я понимаю, что лежу в постели в какой-то комнате. У меня ничего не болит, но я чувствую каждую клеточку своего тела.
Комната большая. Она предназначена для чего-то другого. Облупленный линолеум на полу. Занавески вокруг моей кровати опущены наполовину, и я вижу покосившуюся доску объявлений на стене и три другие кровати, все пустые. Я тяну руку, чтобы коснуться занавески, откинуть ее, но