Я ставлю на Кэмп-Нэш, где расквартированы флот и ЦКЗ. От мысли, что Байетт находится за пределами Ракстера, внутри что-то сжимается. Я не знаю, какая она вне острова. Максимум, что я могу припомнить, – тот день на пароме, когда я впервые ее увидела: позади нее океан, на горизонте – Ракстер, и ее волосы развеваются на ветру. Будет ли она по-прежнему моей Байетт, когда мы встретимся на материке?
Из дома доносится какой-то звук. Я вскакиваю на ноги, хватаю дробовик. Кто-то разговаривает, и это не Риз.
Я несусь в дом. Никого, кроме нас.
– Ты это слышала? – спрашивает Риз, и я киваю.
– Может, Уэлч возвращается? Или кто-то из Кэмп-Нэша?
– Голос был другой, – говорит она. – Знакомый. Я не знаю.
– Смотри. – Я указываю через провал в стене на деревья. Кто-то движется в нашу сторону. Это мужчина.
Глава 14
Я вскидываю дробовик. Лица не разглядеть – слишком темно, но в его телосложении есть что-то знакомое, и я медлю с выстрелом.
– Эй! – окликаю я.
Он не отвечает, но уже почти добрался до дома. Я рисую его в голове, пока он поднимается на крыльцо. Его силуэт за окном, искаженный толстым стеклом. Звук его голоса, приглушенный гудением газонокосилки. Наконец он ступает на порог, и уцелевшие половицы поскрипывают под его ногами. Он поднимает голову; его рубашка разорвана, а на щеке порез, но я его знаю. Даже в темноте я узнала бы его без труда.
– Папа? – выдыхает Риз.
Это мистер Харкер.
А потом его лицо освещает красный свет сигнальной шашки, и я понимаю, что это не он.
– О боже. – Голос у меня странный, приглушенный и далекий. – Риз, Риз, мне так жаль.
Потому что от него остались лишь лицо и тело. Кожа белая и стянутая, изо рта лезут корни. Ветки торчат в ушах, из-под ногтей, обвивают руки. Немигающие глаза все еще принадлежат ему, и он смотрит на нас расширенными зрачками.
Больше года в лесу, в окружении токс. Чего мы ожидали?
– Нет, – говорит Риз. Я хватаю ее за руку и оттаскиваю назад. Она едва стоит на ногах и, споткнувшись, падает на колени. – Нет, нет, папочка.
Но это не он.
– Надо уходить, – говорю я. – Идем, Риз, скорее.
Он смотрит на меня, наклоняет голову и, открыв рот, с присвистом делает долгий вдох. Черные раскрошенные зубы, зеленое гнездо в глубине глотки. В воздухе стоит едкий привкус, отдающий плесенью и чем-то кислым.
Я поднимаю дробовик и прицеливаюсь, но Риз отталкивает меня и, задрав голову, смотрит со свирепым огнем в глазах. Мистер Харкер за ее спиной приближается, шаг за шагом, и из его рта показываются плети какого-то растения.
– Не смей, – говорит она сиплым срывающимся голосом.
– Пожалуйста, Риз, надо бежать.
Слишком поздно. Извиваясь, лоза ползет по ногам Риз, скользит вдоль позвоночника; еще одна захлестывает руку и дергает. Риз вскрикивает, и я слышу треск. Ее правое плечо выворачивается, и рука повисает безвольной плетью.
Я кидаюсь к ней, срывая с пояса нож. Резкими взмахами я рублю цепляющиеся к ней лозы. Мистер Харкер визжит и отшатывается назад, дергая ее за собой.
– Гетти! – кричит Риз.
Дробовик. Но, когда я стреляю ему прямо в сердце, ничего не происходит. Он только ревет и тянет Риз сильнее, а потом одна из плетей обвивает ей горло и начинает сдавливать.
Я могу сбежать. Могу спастись и вернуться за забор, в безопасность. У меня остался только нож. Что сделает нож мистеру Харкеру?
Но об этом не может быть речи. Я бросаюсь на него – подныриваю под самую толстую плеть, которая проходится шипами мне по спине, – и оказываюсь рядом с ним. Я врезаюсь в него, и мы вместе летим на землю. В рот набивается грязь, кожа обдирается о березовую кору, нож вылетает у меня из руки, и я шарю по отсыревшим доскам, пытаясь его найти.
Плеть обвивает мою лодыжку и дергает, опрокидывая на спину. Мои пальцы задевают нож, но он слишком далеко, не достать, а мистер Харкер оттаскивает меня все дальше.
– Риз, – зову я. – Возьми нож!
Но я не вижу ее, не вижу ничего, кроме нависающего надо мной мистера Харкера, и его руки, губчатые от покрывающей их гнили, смыкаются на моем горле. Я бьюсь на полу, пытаясь сбросить его с себя, но давление только усиливается. Змеящиеся ветки опутывают талию, прижимая меня к полу. Одна из них ползет по шее, и у меня вырывается крик, когда она обвивается вокруг моего подбородка, заставляя открыть рот.
Лоза отдает горечью, и я давлюсь и царапаю вздувшееся лицо мистера Харкера. Кожа сходит с него клочьями, забивается под ногти мягкой мясистой массой.