Утро было чудесное. Последние звезды уже угасали, небо было ясным и безмятежным, но мир внизу, по которому шли мы, еще окутывали сумрак и безмолвие. Мы ступали по влажной траве, и на склоне под деревьями она поблескивала от росы, как старое серебро. Рассветный воздух был холодный, с тем свежим привкусом, который в северных странах предупреждает о близких заморозках. Сколько бы раз это ни повторялось, думала я, в такой прохладе и полутьме невозможно поверить, что не пройдет и нескольких часов, как уже трудно будет терпеть солнечный жар, льющийся с пылающего неба. Холмы тонули в сером тумане, странно повторявшем их очертания. И бушбокам, если они сейчас пасутся там, словно в облаках, должно быть очень холодно.
Огромный свод у нас над головой постепенно наполнялся прозрачностью, как бокал светлым вином. Внезапно вершины гор мягко окунулись в первые лучи зари и порозовели. И пока земля поворачивалась навстречу солнцу, травянистые склоны и леса масаев неторопливо зазолотились. Все вершины самых высоких деревьев на нашем берегу реки уже оделись бронзой. Наступил час, когда лесные голуби, большие и сизые, покидали места ночлега на том берегу и летели кормиться среди капских каштанов в моем лесу. В здешних местах они гостили недолго. Летели они очень быстро словно атакующая воздушная кавалерия.
Мои друзья пристрастились приезжать из Найроби пострелять утром голубей — чтобы не опоздать и быть возле дома с первыми лучами зари они проделывали этот путь заблаговременно, и подъездная дорога бывала озарена лучами их непогашенных фар.
Стоя вот так в прозрачном сумраке, глядя на высоты и ясное небо, вы проникались ощущением, что находитесь на морском дне и вокруг вас играют подводные течения, а ваш взгляд устремлен ввысь, к волнам, катящимся на поверхности.
Запела птица, и тут я услышала неподалеку в лесу позвякивание колокольчика. Да, это была радость: Лулу вернулась и бродила по прежним своим любимым местам! Позвякивание приближалось, и по его ритму я следила за ее движениями: вот она идет, вот остановилась, вот снова пошла. Она обогнула хижину кого-то из слуг и внезапно оказалась прямо перед нами. И на меня опять нахлынули прежние чувства: как странно и забавно, что возле самого дома бродит бушбок. А она застыла в неподвижности: казалось, она ожидала увидеть Каманте, но не меня. И все-таки она не убежала, а стояла и глядела на меня без страха, без малейших воспоминаний о наших былых стычках и собственной неблагодарности, когда она исчезла без всякого предупреждения.
Лулу, жительница лесов, обрела свободу и совсем переменилась — теперь она была иной, она вернула себе все положенное ей по праву рождения. Словно бы я знавала юную принцессу в изгнании, еще только претенденткой на престол, и теперь увидела ее после коронования во всех регалиях наследственного сана. Лулу выказала не более злопамятности, чем Луи-Филипп, когда он объявил, что король Франции не помнит обид, нанесенных герцогу Орлеанскому. Теперь она была Лулу в полном расцвете. Дух воинственности покинул ее — на кого и зачем было бы ей нападать? Эта безмятежность опиралась на силу ее божественного права. Меня она вспомнила — настолько, чтобы не опасаться. Целую минуту она смотрела на меня. Ее дымчато-лиловые глаза были лишены всякого выражения и не мигали. Я вспомнила, что боги и богини не мигают, и почувствовала, что стою перед волоокой Герой. Проходя мимо меня, она небрежно щипнула травинку, сделала грациозный прыжок и направилась за кухню, где Каманте насыпал для нее на земле кукурузу.
Каманте коснулся моего локтя пальцем и этим же пальцем указал на лес. Посмотрев в ту сторону, я увидела под могучим капским каштаном самца бушбока — небольшой золотисто-коричневый силуэт на опушке, увенчанный чудесными рогами и неподвижный, как древесный ствол. Каманте некоторое время наблюдал за ним, а потом засмеялся.
— Смотрите, — сказал он, — Лулу объяснила своему мужу, что возле домов нет ничего страшного, и все-таки он не смеет подойти. Каждое утро он думает, что вот сегодня дойдет до конца, но стоит ему увидеть дом и людей, как он сразу холодеет от страха и останавливается у этого дерева.
Лулу еще очень долго приходила к дому на рассвете. Ее звонкий колокольчик возвещал, что солнце озарило вершины гор, — я лежала в постели и ждала, когда раздастся этот звон. Иногда она не появлялась неделю или две, и мы начинали говорить о любителях охоты, приезжающих в горы пострелять дичь. Но затем кто-нибудь из слуг сообщал: «Лулу здесь», словно речь шла о замужней дочери, приехавшей навестить родителей. И я несколько раз видела силуэт самца среди деревьев, но Каманте был прав: он ни разу не осмелился пройти весь путь до дома.