С рождения Куня не вызывала особой теплоты у племени. Чаще к ней относились с раздражением или равнодушием. В самом лучшем случае – вообще никак.
Единственные люди, с которыми у Куни были наибольшее доверие и понимание -- её собственная мать и сёстры. Две её старшие сестры, Олл и Нама, родились от первого мужа их матери, который умер задолго до рождения Куни. Своего собственного отца ни Куня, ни Олл с Надой, ни кто-либо в деревне не ведал. Сама мама Куни отчего-то не захотела кому-либо говорить о нём. Как и о том где она была те две смены луны, когда она не в силах выдержать безвременную кончину своего мужа, на время отстала от своего племени во время позднего зимнего перехода, оставив своих дочерей на попечение их бабушки, тоже вдовы. Найдя следующую стоянку своих людей, и вернувшись к семье, она не сразу обнаружила, что вернулась не одна.
Само появление Куни на свет привело к волнениям и бесконечным подозрениям племени вокруг неё. Сам вождь хотел избавиться от малютки, как это часто у них делали с новорождёнными больными и калеками. Ведь девочка могла родиться от врага племени, и если бы было так, то и матери Куни не поздоровилось.
К счастью, ей удалось убедить племя, что если бы её дитя была от крови кого-нибудь из знакомых им враждебных племён, то она бы никогда не вернулась бы к Степным Псам, и неважно, была ли эта связь обоюдной или навязанной. Когда же потребовали у неё хоть какие-нибудь знания об отце её ребёнка, она смогла лишь уверить соплеменников в том, что он: «пришёл из очень дальних земель, и сейчас его уже не встретишь в наших полях». Последнее она произнесла не столь уверенно, но для Степных Псов слова о том, что кого либо больше «не встретишь в наших полях», могло быть сродни словам об беглеце, изгнаннике и мёртвом. Возможно последнее и стало поводом для тех, кто относился наиболее холодно к Куне дать ей не слишком приятное прозвище «дочь мертвеца».
Возможно и это отчасти притягивало взор Куни к могильным холмам. Словно в гуляющих там свисте ветров пыталось она услышать что-нибудь о своём неведомом родителе...
Тем временем из раздумий девочку вырвала чья-то грубая рука, схватившая её за плечо. Это была её сестра Олл.
- Ну что уставилась, призрачная девочка! Нравится честной люд пугать, А?! А ну пошли, вождь смилостивился до того, что бы ты могла попрощаться с матушкой. Прекрати уже духов звать, сама скоро к не упокоенным присоединишься...
- Прекрати, мне больно! – упиралась Куня. Хватка у её сестры и в правду была не женской.
Кто-то проходивший мимо поддержал её сестру словами:
- Вот-вот, а то ещё будет к нам своего покойничка с курганов призывать на наши головы, да лучше бы на съедение диким псам её оставили...
- Да они сами её зовут, родню чуют, окаянную! – возникла чья-то жена с младенцем у шалаша.
- Безродная уродка! – возникла языкастая малая. Её и всех оборвала резко сестрица Олл:
- А вам чего ещё не хватало, решение и так уже приняли! А ну прочь с дороги, не то спущу её на вас, что б вам вечность её ёканьем ходить, пока земли чаша не опрокинется!...
На слова своей старшей сестры Куня не обижалась, а на других давно перестала обращать внимание. Олл хоть и бранила свою младшую сестрёнку, но не с такой злостью, как окружающие, да и другим при себе спуску на Куню не позволяла. Обычно...