У Степных Псов в роду заведено, что чем добротнее и больше жилище, тем богаче или беднее живут там жители племени. У семьи Куни было самое маленькое и одно из самых бедных в племени.
Довольно старый, кожанно-полотнянный, умудрялся неведомым чудом вмещать в себя почти четырёх человек, хотя с виду места хватит только на двух. А ещё он вмещал в себя переносной очаг, тюки с вещами, двух собак... вот и всё по сути хозяйство семьи Куни. Две её старшие сестры, в том числе и тащившая её Олл были уже при мужьях, и потому жили в их шалашах.
Помимо Куни и её матери в их родовом жилище поселился второй муж матери и их сын Ис. Ему всего два года и столько же прорезавшихся зубов во рту и ещё столько же только прорезаются. От этого мальчик постоянно плачет, и иногда что-то лопочет непонятное, на никому никому не ведомом и всеми забытом детском языке. Так же, как и его отец, Элых, у него были очень кудрявые рыжие волосы только поле светлые чем у отца, цвета шерсти степной лисицы.
Было и такое племя, не кочевники, как Псы, а осёдлые, жившие в небольшой рощице возле мелкой речушки, и с другими племенами не враждовали. И почти все они были так же рыжи, пестры узкоглазы. Но однажды на них напало воинственное племя всадников, вооружённое длинными железными ножами и облачённое в металлические и кожаные одежды. Их было много, Степным лисам нечего было противопоставить. В результате все мужчины и старики племени погибли, детей и женщин взяли в плен, и только одному мальчику удалось спастись.
Ибо прикрытый грудой тел своего отца, деда и братьев Элых потерял сознание, и показался захватчикам да разорителям мёртвым. Очнулся он только тогда, когда уезжая, всадники подожгли за собой степь возле его деревни. Зачем? Неясно...
Так об этом дне по вечерам рассказывал Элых, который после того печального дня остался один, сиротой, и долго бродил, пока не приблудился к кочевникам Степным Псам. Те приняли его и научили жить по своим обычаям. И почему-то никто не попрекал его за чуждую внешность и другой цвет волос, как Куню. Хотя может именно потому, что все знали, что он был родом не из племени, но стал своим.
Сейчас, посреди шалаша сидела мать Куни – Ним. Её постоянно хмурящийся муж только что вышел, захватив с собой сына. Олл тоже вышла, перед этим уважительно поклонившись своей родительнице, как требовал обычай племени. Хороши те обычаи, которые чтятся верно и искренне. Причём очень долго, верно и искренне.
Куня ещё не покинула своего родного шалаша, ибо свататься к ней никто и никогда не собирался. Поэтому она поклонилась маме, сев на колени перед ней – и тоже верно и искренне. А главное с истинной любовью.
И с точно такой же истинной любовью матушка Ним нарушала обязательный традициями ответный поклон и быстро приблизилась и обняла свою дочь. Крепко-крепко. Ни Куня, ни её мать Ним не произнесли ни звука, но у первой из полу прикрытых щелей глаз потекли ручейками слёзы. Ним же, будучи более взрослой и испытанной суровой судьбой женщиной, внешне казалась невозмутимой. Её слёзы давно уже высохли от времени, и только блестели глаза, не мигавши уставившиеся в задумчивую даль. Одновременно в голове нечто давно у неё навалилось, созрело, всколыхнулось неведомое из самых глубин её души.
Очень скоро она выпустила дочь из своих скорых объятий и поспешила перейти к самому волнующему её душу:
- Послушай, дочь моя. Немного времени нам уделено с тобой быть вместе и быстро надо всё рассказать. Не могу я всего рассказать что было... хоть недолго, но очень полно. Одно лишь скажу: глупо наше племя и давно не всевидящ шаман наш. Неправду о тебе говорят, что отец твой мертвец, хотя и сама его дальнейшей судьбы не ведаю. Не слушай никого, как и раньше не слушала. Впрочем, это у тебя и так неплохо получается. Однако самое главное... - тут мать Куни вытащила как можно более незаметно из-за пазухи перевязанную верёвкой старое шило. Притянув дочь поближе она незаметно стала подвязывать ногу под рубахой, приговаривая:
- Всё кроме исподнего у тебя отнимут, но лучше сама снимай. Ещё хорошо, что нам дали попрощаться. Вот только, - тут она замолкла. Подняв голову, увидела непонимающие глаза своей младшей дочурки.
- Не печалься. Может и свидимся на этом свете, а может на том, коли Богам будет угодно снова связать наши пути. Не жалей ни о чём. Ни о том что было, не о том, что свершилось и особенно о том, что свершила ты. Брошенного не воротишь, оглядываясь назад не научишься видеть скрытое далеко впереди. Не нам дано связать прошлое и будущее в единый узел, но мы лишь можем избрать где перекинуть верёвку между двух берегов времени.
Их прервали заглянувшие в шалаш мужчины. Отчима Куни они не слушали – они слушались вождя и шамана. Девочку повели к главному костру, возле которого уже собралось почти всё племя.