Травник-отшельник только покачал головой.
- Нелюдь, дорогуша, это пёсиглавцы, китоврасы, змии крылатые да фараонки морские, что иные и русалиями обзывают. Но с русалками речными путать я очень не советую! Великие же духи, это такие, как леший, те же речные русалки, дядька водяной… да даже домовой. Все они – хранители мест и природных истоков, иногда их даже величают малыми божествами. Им мы приносим дары в независимости от дня и праздника, с ними общаемся чаще более могущественных Богов, кои обитают в верхнем мире.
- И есть, конечно, и посреди них и совсем редкие, что встретишь нечасто… та же Рысья Матерь например…
- А как же неупокоенные души, закладные покойники, упыри, вурдалаки? – вдруг заинтересовалась Златоока.
- Ну с ними немного другая история, - ответил отшельник, и пережевав ложку каши, продолжил: - чаще всего это души людей, которые либо по своему умыслу и делам прижизненным, либо по злой воли какого-нибудь колдуна, оказались неспособными прейти после смерти в какой либо из миров. Потому и остались в нашем мире, медленно выдыхаясь, слабея, ибо в мире Яви нет им места. Они ведь не великие духи, которые подобно нам смертным, и не жили никогда. Потому и тяжко им в нашем мире, не уйти никуда, а слабеть всё равно слабеют. Вот и начинают некоторые из них охотится на живых, питаясь нашей живой ярью, что в равной степени содержится и в плоти-крави, так и в любых чувствах людских. Бывает, иному призраку достаточно просто напугать какого-нибудь впечатлительного селянина, и уже доволен…
Тут немолодой уже отшельник вдруг закашлялся. Златоока обеспокоилась.
- Всё ль в порядке с тобой, отец старой? – чуть придвинувшись, поинтересовалась девушка.
- А… Кхе! Ничего… просто подавился кашей, - ответил Мирослав. – Мудрые люди стараются не болтать много во время еды. Ну я, видать, не достаточно мудрый… кхе!...
Откашлявшись, он продолжил:
- Но бывает, и не упокоенные души могут стать великими духами… Но это редко бывает, да и сейчас я точно не припомню одну былину, где об этом сказывалось. Давно её слышал…
- А ты ведь много подобных историй и былин знаешь? Да и ещё преданий, мудростей всяких. Откуда?
- Да много откуда, мне везде ходить по земле приходилось, только по морю не плавал, не приходилось. Не принимал Дух Моря меня, и я её, видимо, тоже. Поэтому только по тем краям, что с нами дорогами торговыми соединяется, да и то не всем, и странствовал. А что то узнавал от странников и торговцев из совсем уж дальних далей.
- Иными словами, ты всегда искал знаний. И подобно тому, как меня порой добыча находит на охоте, тебя и знания со всех краёв находили и слетались… - задумчиво произнесла Златоока.
На эти слова Мирослав свет Вестеславович лишь только кивнул.
Возвращалась по утреннему лесу, ещё покрытому первым инеем, подарком от ночного тумана, Златоока прошла без приключений, лишь в платок да новый кожух не забывая кутаться. Звери ей почти не попадались, да она и не и не охотилась по дороге.
И всё же, несмотря на то, что почти вся листва облетела от вечернего ветра, гулять утром по осеннему лесу было всё по своему, да радостно. Даже солнце стало чуть проглядывать сквозь трещины тяжёлых облаков, оживляя блеском иней на ветвях, вечно зелёной хвое сосен, и пожухлой уже, коричневой траве, добавляя немного красоты увядающей природе. Златоока шла и наслаждалась ощущениями ранней лесной прогулки и молила внутренне Богов, дабы хоть в этом году снег спустился пораньше, накрыв плотными одеялами сугробов уставшую землю.
Добралась до дома она скоро. И почти сразу же, как открыла дверь дома, родичи чуть ли не вихрем втянули её во внутрь. На месте родные её осмотрели, посетовали на её неаккуратный вид и вновь грязную одежду. Причём, помимо сестры, её мужа, отца и матери Златооки присутствовали ещё и три незнакомые бабеньки.
По виду – явные свахи.
Девушка, и накануне догадывающаяся о чём-то неприятном, при виде них сразу неладное почуяла. Совсем как зверь в лесу, ощутивший всем своим духом идущего за ним след в след охотника. А родичи тем временем по обычному сетовали:
- Ну что за дива, только поглядите! Не девка – а калика перекатная, вихреница без перьев, коли не пуще! – горестно восклицала матушка.