- Да ещё дом наш разоряет. Злодей, ведь в нём тебя со спутницей кто приютил?
Второй голос был хозяйки дома, определённо спокойней, чем голос хозяина. Словно гость приглашённый всего то бъёт хозяйскую посуду по пьяни, а не пытается лишить стариков дома и кого то порешить. Только кого именно? Лишь проморгавшись как следует, Русия смогла рассмотреть двух дюжих дородных мужиков-полуросток. И все в светло-серых рубашках, тёмнобородые, с очами, в которых словно ничего не отражалось.
Последнее она разглядела осторожно, вполоборота, стараясь не ловить взглядом их зрачки. И так от этой черноты по оси спины девочки словно ледяная змея скользнула сверху вниз.
"Нельзя Иным в очи глядеть их тёмные. Подобно пропасти они могут поглотить тебя..." - вспомнились Куне слова её ныне покойной бабушки явно не просто так. И верно, с самого начала ни дом, не хозяева его, не предвещали ничего хорошего. Жаль они с чудовищем слишком поздно поняли, что было в стариках "не так".
При знакомстве в любом месте и времени, кроме войны лютой, люди должны произнести свои имена, дабы доказать своё доверие и гостеприимство. Но Руся не могла даже вспомнить, называли ли старики свои имена им. Да и даже то, что жили старики вдалеке от людских и кочевых троп - с самого начала должно настораживать.
Даже изгнанники и отчуждённые люди старались поселятся хотя бы в некоторой близи к какой либо тропе, по которой хоть раз в смену лун и поворота солнца два - но проходят люди.
Не каждый человек решится отрезать себя навеки от любой связи с Родом людским. Если только - этот человек не проклятый колдун иль двоедушец!
И похоже эти, если в них ещё осталось хоть что людское, были из последних.
Яхов орудовал клинком и палицей ещё долго и щедро. Опасные тени внуков хозяев не давали мужу покоя, и всё шустрее двигались, всё неуловимее, словно (скорее всего именно так), не ведали и не могли ведать усталости.
Но вскоре замедлился Яхов. Всё дольше и урывистее размахивал он оружием, и всё более слышимым становилось его дыхание. И только нежить не изменяла темпа своего нечеловеческого, задурманили и обмотали они своими нападками. Вроде бы и не пытались приблизиться, что бы навредить Ияхову, так чуть сближались, замахивались, да отбегали. Но Яхов воин опытный, и сам прекрасно понимал, что они не собирались с ним драться по честности человеческой, только так дразнить и могли, как паук мотылька попавшего в паутину. И ведал Яхов, что своим мельтешением да оскорблениями, что он слышал в своей голове, не видя при этом, как двигались их губы, они только вызывали в нём желание истратить свои чувства и жизненные силы в их бездонные тёмные чрева, где не было своих чувств и души. Как и прочих настоящих желаний - кроме злобного и неутолимого голода.
Даже самые и дурные из людского рода никогда не сравнятся в своих грехах с настоящей нечистью. И Яхов это знал, понимал, и потому... добровольно поддался этому бою.
Вскоре, при очередном лёгком выпаде, Яхов спотыкается и падает больно упёршись коленом в пол. Даже у усталого бойца это смогло вызвать тень удивления. Всё таки такие, как Ияхов, всегда славились большей выносливостью, чем люди. Но даже у такой выносливости есть предел. И браться-нежить это прекрасно знали.
Ещё несколько долей времени покружились нелюди вокруг Яхова, пока не замерли напротив замершего и словно глубоко пьяного воина. Оба они были, как их разглядела Руся, невзрачные, среднего роста и лысые мужички. Оба в потёлтых, но прочных одеждах и неожиданно в добротных запогах выделанных из чьей то светлой кожи.
Нельзя было сказать точно, кто из них двоих подал голос, но даже он был до болезненного спазма в утробе совершенно никаким, ни тихим, ни громким, ни глухим, ни звонким... только какой совершенно неживой. Безчувственный голос совершенно без выражения какого-либо настроя определённо отсутствующей души, произнёс:
- Ну всё, хватит тебе худа. На большее, видать, даже такие как ты не способны.
Второй так же бездушно, словно бесконечная бездна посреди тёмных скал, добавил:
- Нельзя было так шибко отбрасывать наших батьку с мамкой... Ой, нельзя было, ой нельзя.