Я прислонилась к окрашенной в салатный цвет стенке, Буров поставил чемодан возле моих ног, поправил свои фантастически толстые очки. И ушел. Я видела, он смотрел на столе газету. Звонил по телефону-автомату. Прохаживался вдоль очереди, заложив руки за спину. Лишь потом протиснулся к окошку администратора и не отходил от него долго-долго.
Дорога утомила меня. Мысли текли вяло, как пересыхающий ручей. Думалось о Москве, о своей квартире. О мебельном гарнитуре, на который я все-таки скопила деньги. И купила. И привезла на квартиру. И квартира преобразилась, Словно наряженная елка, от новых чехословацких шкафов, кресел, стульев.
От окошка администратора Буров вернулся с квитанцией на гостиничный номер. У него было сияющее лицо преуспевшего в жизни человека, баловня судьбы, женщин и начальников. Он сказал:
— Дали отдельный номер... До шести утра.
— Не заспишься.
— И хорошо. Уедем в Житное с первой «Кометой».
— Ничего другого не остается, — я пошла вслед за ним. — Скажи, Буров, у нас много путешественников или мало гостиниц?
— Наташенька, — мягко, покровительственно сказал Буров, — гостиницы — такая банальная, навязшая в зубах тема, что о них просто неприлично разговаривать.
Почему? Но спорить не хотелось. С безразличием усталой лошади, следующей на поводу у хозяина, я плелась по чуть освещенному тихому коридору, пахнущему залежалой ковровой дорожкой и дешевым туалетным мылом. Высокие, уходящие к потолку стены были неопределенного цвета, словно несвежее белье.
Сослепу Буров прошел мимо нашего номера, потом мы возвращались. И он долго открывал дверь.
Духота распирала номер, как воздух мячик. Я бросилась к окнам. Рамы растворились без всяких фокусов. Шелест дождя проник в комнату, безмятежный, спокойный.
Буров первым делом заглянул в душ:
— Ура! Теплая вода!
Я включила настольную лампу, желтоватый, похожий на дыню ночник, стала сбрасывать с себя одежду. Муж пришел в ужас. Закричал:
— Не ходи по комнате голой! С улицы все же видно!
— Ну и что? Пусть любуются.
Однако он считал, что такое «действо» дозволено лишь ему одному. И погасил лампу. Тогда я нажала кнопку выключателя на стене. Ожил плафон под потолком.
Казалось, что Буров побьет меня. Такие у него были глаза. Но он только покачал головой. И сказал:
— Сумасшедшая.
Я не возражала...
Душ... Только душ успокоил меня окончательно.
— Есть люди, которые обладают способностью абсолютно не чувствовать настроения своего собеседника, не обращают никакого внимания на факты и высказывают свои мысли без всякого стеснения, не учитывая ни обстановки, ни времени. Такие люди рождены вождями, — процитировала я на ухо Бурову. И добавила: — Уверена, Бертольд Брехт имел в виду тебя.
«Комета» скользила легко, без качки. Но моторы гудели громко. То далеко, то близко за иллюминатором темнел берег, а солнце растекалось по реке. И она была желтой, как луг в ромашках.
Дома стояли прямо на берегу. От крыш, протянув жердочки, точно руки, уходили вверх ветряки. Колеса с ковшами — для забора воды — маячили возле каждого огорода. Проносились полоски островков, узкие, словно сосульки, голые и поросшие зеленым кустарником. Красные клювы буев появлялись над рябью и справа и слева. Устало плыли баржи, кургузые, похожие на сапоги буксиры. Возле берега паслись овцы, пили воду телята...
А на «Комете» ровно гудели моторы.
Мягкие кресла под белыми полотняными чехлами были удобны. В линиях салона, в его интерьере чувствовался комфорт двадцатого века и все такое прочее.
Буров посмотрел на меня, соединив во взгляде улыбку с хитростью. Сказал, качнув головой, резко, словно его укусила муха:
— Спасибо за комплимент, но, к сожалению, должен переадресовать его тебе. Я слишком ленив для столь высокого предназначения.
— Ты думаешь, у меня есть шансы?
— Гораздо больше, чем ты полагаешь.
— Не знаю, как реагировать на твой юмор. Но я не согласна с Брехтом. Мне думается, что вождем может быть лишь тот человек, который легко улавливает настроение людей. Способен угадать их чаяния, надежды.
— Вожди бывают разные, — равнодушно сказал Буров. — Спорить с этим все равно что обыскивать голого...
Рядом с Буровым сидел молодой мужчина, на коленях у него лежала кинокамера без чехла. Он вмешался в наш разговор. Что-то сказал Бурову. Они заспорили. Но потом все обошлось благополучно. Мужчина оказался оператором Астраханской телестудии, ехал тоже в Житное. Знакомство с оператором (забыла как его зовут) пришлось нам весьма кстати.