- Это вы погодите, - жующий травинку флегматичный горожанин, судя по одежде, ремесленник, повернулся к нам. - Вы ж еще главного не видели.
- Еще что-то будет? – оживился я. - Что, раздадут всем мороженое?
- Лучше, - ремесленник аж засветился в предвкушении. – Огнепляс сегодня.
- Огнечего?
- Огнепляс. Да сами все увидите.
Только сейчас я заметил в центре площади столб и скучающего рядом с ним служителя Святого Скипидара. И пару дюжих молодцов, обкладывающих столб вязанками хвороста.
До меня начинало потихоньку доходить.
- Чучело будут жечь? – пробормотал я, не особо веря своим словам.
- Зачем чучело, когда есть чернокнижники. Сегодня один всего, а вот на прошлый день Хырха трое было! - гордо ответил хырхец. - Ну так понятно, сто лет-то с размахом надо праздновать, а сто один так, можно и поскупиться.
- И что, у вас любимое народное развлечение – жечь чернокнижников? А что-нибудь другое не пробовали? На лютне потренькать, в мячик там поиграть?
- В мячик нам играть некогда, - строго ответил горожанин, не переставая жевать. - А ворожея сжечь и польза, и удовольствие. Чтоб не гадили! Смерть чернокнижникам!
- Это плохой лозунг, - буркнул я.
- Да как же так плохой, его сам де Лантор сочинил. И правильно сделал.
- Де Лантора собственный отец в тюрьму посадил, нашли, кого слушать.
- За что посадили, мы того не знаем, - резонно возразил горожанин. – Политика – дело темное. А ворожеев убивать он дело говорил. Жгли и жечь будем, а то к Шамору все провалимся.
Под одобрительное улюлюканье толпы на площадь тащили старика. Тот вырывался и визжал, как дикий кот, но его держали крепко.
- Что он вам сделал?
- Корову соседу уморил. За такое костер полагается.
- А может, она сама сдохла? – внес я революционное предположение.
- Как это сама. Сами не дохнут! Сказали, уморил, значит, уморил. А не уморил, так потом уморит. Чернокнижник он и есть чернокнижник.
Охапка хвороста становилась все толще. Старик изрыгал проклятия, некоторые из которых не знал даже я с моим богатым словарным запасом.
- Демоны! Отродья Шаморовы, вот вы кто! Управы на вас нет! Погодите! Пируете тут, но с юга идет армия! Великая армия! В порошок вас сотрет!
- Это он зря, - пробормотал кто-то. – Теперь точно не отвертится.
Я переглянулся с Сидори, и мы тихо отступили к краю площади, прямо к замечательно грязной и вонючей луже.
- Вмешайся!
- Я?
- Ну не я же! Ты у нас колдунья, обрушь на них огненный дождь или что-то вроде того, - шепотом предложил я.
- Я не умею обрушивать огненный дождь. Не путай свои сочинения с реальностью.
- Зато неплохо умеешь вызывать грозовые тучи.
- Если я здесь стану колдовать, нас скрутят через секунду. И запекут, как поросенка, которого ты уплетал с таким аппетитом.
- Но мы не можем просто стоять и смотреть, как человека сжигают за корову, из-за чего бы она не сдохла!
- Можем, Эмиль. Все, что мы можем и должны, это стоять в стороне и не открывать свой рот. Спасти его все равно нельзя.
- Не можем, - упрямо повторил я. – Я себе этого не прощу.
- С каких пор тебя стал волновать кто-то, кроме себя любимого?
- Ни с каких, - отрезал я. – Сожгут старика – потеряю сон и аппетит, отчего пострадает самое ценное в мире, то есть я. Я сам вмешаюсь.
Сидори больно сжала мою руку.
- Ты идиот?! Хочешь на соседний костер со мной вместе?!
- Я умею убеждать людей! И вообще, давай скажем им, что я это я. Народ меня любит! Отец им может, знаешь ли, и десять коров подарить.
Сидори внимательно смотрела на меня.
- Помнишь, я вчера сказала, что ты умный?
- Само собой.
- Беру свои слова обратно. Пошли отсюда.
- Но…
- Пошли!
- Врежь мне.
- Что?
- Ударь меня по лицу. Чем сильнее, тем лучше. Признайся, тебе периодически этого хочется.
Сидори нахмурилась и положила теплую руку мне на лоб.
- Эмиль, с тобой все в порядке? Пойдем, попьешь воды.